Ана Гратесс - Крошка Мю

Среди вечера среди ночи проснулась маленькая коротышка, именуемая четвертым измерением. В миру ей места не было, но был у нее закуточек, в котором она могла изменять пространственно-временную сеточку по своему усмотрению.

Тем ей и приходилось заниматься долгие эоны вперед и назад. Сходили моря с планетарных островов, смешивались сумрачные странники с поцелуями далеких плантаций Сознания. Тихо шла молва о долге, который надлежит выполнить каждому уважающему себя созданию. А именно – совершить свою собственную вселенную или Вселенную.

Крикливые мороси не могли выносить художества, чьем парапетом нельзя было умыться, не важно коротко оно или длинно. «Сюрреализму на всех хватит», – говорили они. Что еще было нужно разнузданному Уму?

Распоясался ум, сделался вещью в руках у людей, а должен был красить их в оттенки радости да счастья! Догорает последний кафель в руках у мелкого хватателя ягод, все ему нипочем. Делает красивое движение в сторону оконной рамы, за которой стылый космический ужас. Или прелесть. Темнотой манит, и он летит туда, рождаясь заново. Сызнова проходя все известные коллизии в своем бытии. Долго шло оно, но космос будто бы безучастен оставался.

Музыка чуть поскрипывает на лодочках из мягкого темного фетра; синий оттенок плавно меняется на голубоватый с проседью – то приходит зимнее время, сонливое времечко спать. И пускай!

– Простотой меня манит раскрошить еще крошки зубной. Простотой меня кроет, когда я сижу на скамейке из льна. – Говорила крошка Мю, смотря на все фантастическое верчение вокруг себя.

Жара ниспадает на плечи малюсенькому созданию. Оно хочет расправить крыла и разнежиться на голубоватой траве, но не может, потому что крыльев нет, как нет и травы такого цвета. Не та планета, не тот воздух здесь, и все-таки…

– И то и не то единовертуновски! – Крошка губами мелкорыбечно проливает сок из своей большой кружки, говоря эти слова.

Ей бы выйти из состояния небытия в полое бытие, да? Кажется, персонаж так не думает и пусть. Кристаллические звуки нежной матерей укутывают в кокон из мартовской оттепели. Коротышка-мартышка делает шаг навстречу со своим родным Домом, а тот как ужаленный несется прочь. Мю горько заплакала, не понимая в чем дело.

– Почему бы и не подойти ко мне со сладостью родной крови, а? Этот дом – не Дом вовсе! – Словеса летели в разрежаемый воздух, а крошка делалась все меньше, и космос ее сжимался будто состоял только из легкого блестючего ветерка.

Мюсли улетели с жарких плеч; солнечное тепло упорхнуло словно птичка или то бабочка. Каши с этими материями одинаково не сваришь, зато сделаешь интересный салат. Золотые монеты сами себя выплевывают крошке Мю на юбки, а та наконец довольной начала становится.

Хоть что-то! Космическая одежда приняла вид отроческой влюбленности. Стало хорошеть на душе, дневники полнились счастливой энергией. Мю вся цвела, и захотелось ей написать пару картин в духе экспрессионизма, так сказать, выудить наружу свою эмоциональную искру, которая долгое время тлела в подкорке психического сосуда.

Кружечное кофе сразу встало в позу, показывая странное стечение обстоятельств, которое привело героиню в ту позицию, которую она «заслужила».

Под мерным стуком громадного Колеса, что вертит мировую материю, новый персонаж нашел воздуху для дыхания. Он открыл глаза, огляделся вокруг и принялся глотать небесные облака. А все для того, чтобы сказать: «Все для того»!

Персонажа звали Мю-ста, его телосложение напоминало пережеванную кайму земельной росы, в которых ясно угадывались яркие вспышки кислотно-зеленого. Космосом от него отнюдь не пахло, а вот от крошки Мю – пахло.

Точнее было бы сказать – аромат исходил очень знатный, емкий, крышесносящий. Та, или Тот, понял, что он лишь зарисовка на фоне планетарной катастрофы, которая вот-вот разразится на одомашненном галактическом рукаве. Мю-ста послушно встал под распределителем, и его голова тут же покрылась шапочкой из тонкой фольги.

– Дома не поймут… И ладно, черт с ним! Лишь бы помогло нашего миру встать с насиженного места. – Задумчиво произносил персонаж, проворачивая сумрак по часовой стрелке, что находился у него в крепко зажатом кулаке.

Вот и Дома не стало. Растворился он подобно сублимированному напитку. Мю-ста хотел было окликнуть крошку Мю, а на ее привычном месте оказалась только истрепанная временем безжизненная кукла.

Персонажка исчезла, а наш герой было приуныл, но практически сразу встал в позу, говоря себе, что стойким особям непозволительно унывать. Нужно идти вперед! Ну вот он и пошел себе, побрел по золотистым пустыням, а ему на встречу вышагивали, точно в такт, слепые оползни из розовой кожи, которые отличались друг от друга только цветом глаз.

Персонаж решил справиться о пути у розовокожих пеструнов:

– Приветствую деятельное странное! – Обращался Мю-ста. – А не соизволите ли, достопочтенные, причмокнуть мне в одном дельце?

Нахохлились рожи из розовой плоти, зашептались между собой на неведомом языке, но таки принялись отвечать путнику.

– Шли в прямо, чудак, шли прямо туды, чудаческая материя. Ум тебе поможет, но слу_ышай его как бы невнимательно, тогда услышишь, что требуется!

И пошли себе розовокожие куда направлялись, оставив персонажа в одиночестве. А он думал, разворачивал сознательный аппарат для нового поворота на своем пути.

«Идти вперед, задействовать ум, но смотреть на все как бы сквозь пальцы».

Тем временем крошка Мю, находясь в другом измерении, перебирала различные алгебраические формулы, силясь соединить одно с другим, чтобы ее отбросило обратно Домой. Ей было невдомек, что дорога «обратно» запечатана невозможностью, и персонажка все продолжала и продолжала свое занятие.

Оно хотя бы отвлекало от тяжких мыслей! Сущь ее находилась в лежбище кристальной породы самой разной величины и формы. Тут встречались и вполне съедобные матричные грибницы, а также весьма странные фигуры устрашающего толка. Мю дивилась и вместе с тем ужасалась поэтичности здешних построений.

Крошка Мю начала замечать, что ландшафт начал видоизменяться, подчиняясь некоем внутреннему ритму. Ее тела подошли к одной кристаллической громаде, желая воочию и с близкого расстояние углядеть шествие материи и ей представилось действо!

На большой клоке иссиня-белого кристалла возникла легкая рябь наподобие той, которая возникает на поверхности воды. Рябь тихо, мало по малу, перемещалась с одной искусительной грани на другую, подсвечивая и без того сияющую материю.

Принявшись шелестеть крепким телом, кристалл разошелся по швам и явил оку Мю свою красновато-лиловую сердцевину, в которой ясно прослеживалась некая бурная деятельность. Крошка подошла еще ближе, почти клюя острым носом теплое сердце.