Даниил Бравцев - Безымянный подросток с окраины города

– Вот к чему приводит ссора с папой. Папу надо уважать и любить, а НЕ КОМАНДОВАТЬ ИМ!

– ААААА!

Мама врезала по папиной голове словарём и тут же, не медля ни секунды, бросилась к Андрею. Она видела, что её муж ударился об стену и упал, а потому действовала быстро, используя каждое мгновение. Бросила словарь, схватила Андрея и подняла его словно пёрышко; ни разу в жизни Аня, всегда хрупкая и слабенькая, не могла и подумать, что внутри неё ТАК МНОГО силы. Она прижала к себе сына, серая футболка тут же испачкалась в крови, но всё это не имело никакого значения, потому что он уже вставал, вставал, вставал и сейчас догонит их, а потом возьмёт её за волосы, а потом начнёт бить, а потом душить, а потом снова бить, и на всё это будет смотреть её сын, нет, нет, нет, нет, этого никак нельзя допустить.

В мгновение ока они оказались в комнате. Андрей смог открыть глаза и увидел маму, когда та опустила его на пол. Она закрыла дверь (внутреннего замка не было, это же детская) и рванула к шкафу, не обращая внимания на льющуюся по подбородку кровь, на боль, на расширяющий сосуды страх. Она упёрлась плечом в шкаф (пальцы, пальцы, на маминой шее пальцы) и начала толкать его к двери. Сначала он нехотя подался, но потом перестал противиться и заскользил по полу.

Из-за двери послышались шаги.

– Андрей, помоги мне! Встань рядом и толкай шкаф!

С выбитой челюстью и гудящей головой Андрей подбежал к маме и так же упёрся плечом в шкаф. Он не понимал, что делает, просто доверился словам мамы, потому что уже ничего не понимал и не хотел понимать. Он желал лишь одного – чтобы папа успокоился.

Грохот. Дверь с грохотом ударилась об стену. Этот звук – звук удара деревянной ручки об бетон – страшнее всех остальных на Земле, когда тебя пожирает страх от того, что в комнату зайдёт отец и продолжит тебя бить. Этот звук будет преследовать Андрея всю жизнь, и каждый раз, когда дверь будет ударяться об стену, он будет вздрагивать так же, как вздрогнул сейчас, стоя рядом с мамой, давясь собственными слезами. Они не успели заблокировать дверь, опоздали. И теперь папа направлялся к ним, чтобы закончить начатое.

Мама взяла Андрея и завела за спину, выступив вперёд, крепко держа сына дрожащими руками. Она смотрела на приближающегося мужа и, расправив плечи, начала говорить:

– Я не позволю тебе хоть пальцем…

Но он не стал слушать. Вместо этого вновь схватил её голову и вогнал в острую грань шкафа. Он мог бы размазать череп по светлому дереву, но площадь удара была небольшой – грань врезалась в висок и лишь в часть лица, что спасло маме жизнь. Она совсем как кукла рухнула на пол, ударившись головой ещё один раз, и не пыталась встать. На ковёр с весёлыми зверушками вытекала кровь, но мама так и продолжала лежать. Как будто она умерла.

Андрей посмотрел на папу, и в этот момент он увидел над собой того самого монстра, что прячется в ночных кошмарах, то самое зло, о котором пишут в сказках, то самое чудовище, пугающее всех детей. Но только Андрей здесь был один. И никто не мог ему помочь.

– Мама заснула, Андрюш. А я тебе сейчас преподам урок. УРОК УВАЖЕНИЯ И МУЖЕСТВА!

Андрей снова выпал из мира.

Глава 2

Детище Рембрандта

– Возьми зеркальце, взгляни на себя.

Андрей взял протянутое ему зеркальце и начал разглядывать лицо в отражении.

Первыми он увидел глаза. Большие карие глаза, что сейчас, подсвечиваемые луной, кому-то могли показаться красивыми. Уж выразительными они были – это точно. Андрей сдвинул чёрные, в меру кустистые брови, потом нахмурился и в конце концов рассмеялся. Да, глаза были выразительными, оттого и могли показаться кому-то красивыми. Под одним из них сейчас красовался синяк, в лунных лучах кажущийся не фиолетовым, а чёрным. Тёмный ковёр сожрал кожу вокруг левого глаза, резко контрастируя со светлым белком. Фингал. Старый добрый фингал. Даже звучит как-то по родному.

– Мне следует блокировать удары.

– Я рад, что наконец ты это понял.

С противоположной стороны зеркальца на Андрея смотрел семнадцатилетний юноша, чьё лицо, помимо фингала, было украшено несколькими ссадинами и парой царапин – от чужих ногтей. Под сломанным и уже вправленным носом находились губы – не совсем узкие, не совсем пухлые, чётко вписывающиеся в эстетику лица. Контуры челюсти как бы намекали на драйв, кричали о молодости, потому что такие чёткие линии могут быть только у юнцов. Тени, скользящие по мышцам шеи, тени, скользящие по ключицам, заглядывающие под футболку… Голову покрывали чёрные как уголь волосы, но из-за короткой стрижки они стояли жёстким забором, а не мягко ложились под движением расчёски. Длина каждого волоска не превышала шести миллиметров, оттого казались они воткнутыми в череп прутьями, проводя ладонью по которым думаешь, как бы не порезаться. Стандартная кадетская стрижка. Особенно на младших крусах и при подготовке к параду Победы.

– Недели две держаться будет. – Андрей вернул зеркальце. – Если мазать бадягой, сойдёт пораньше.

Он достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну, достал зажигалку и через пару секунд глубоко затянулся, чувствуя, как всё его нутро заполняет дым табака.

– Он уже достал нож. Если б я не вписался, тебя бы порезали.

– Я знаю, – Андрей вновь прильнул к сигарете. – Ты – мой ангел-хранитель.

Он повернул голову и посмотрел на своего друга, которого считал братом и ничуть не стыдился его так называть. Посмотрел на Колю. У него было очень необычное, а потому запоминающееся лицо: высоко посаженные скулы, аккуратный подбородок, постоянно находящиеся в лёгкой улыбке губы и живые, всегда живые глаза над аккуратным, ни разу не сломанным носом. Для Андрея лицо Коли уже стало чем-то родным, чем-то таким, без чего жизнь будет не той. Казалось, он знает его всю жизнь. И выходит, что так, если началом жизни считать поступление в Кадетский Корпус.

У Коли были очень красивые волосы – его главная гордость. Самые красивые во взводе да и во всей роте. Они отличались невероятно мягкостью и послушностью, что являлось большой редкостью среди кадет. Солнечные лучи окрашивали каждый волос в тёмное золото… хотя нет, здесь скорее подойдёт сравнение с пшеничным полем во время восхода, когда солнце касается лишь верхушки колоска. Иногда Коле удавалось отращивать волосы до такой длины, что становилось возможным закрутить прядь и позволить ей упасть на пол. Да, красоте его волос могли позавидовать многие, а потому Коля особо бесился, когда его заставляли коротко стричься.

Но сейчас Андрей видел ту причёску, которую его друг всегда хотел носить – андеркат с резким переходом. Ветер проходился по выбритым бокам и игрался с волосами наверху, словно радуясь их длине.