Татьяна Минаева - Плен одиночества

Из динамика послышался тоненький голос его секретарши:

– Игорь Юрьевич, к Вам Рината Бердникова.

Удивленно вскинув брови, Игорь улыбнулся и произнес:

– Пусть войдет.

А затем нажал на кнопку, выключая внутреннюю связь. Как говорится, вспомнишь… Губы его сложились в едкую ухмылку. Взгляд мигом похолодел. Внутри все скрутилось, застыло, но сердце помимо воли забилось чаще. Игорь взял в руки ручку и постучал ею о стол. Интересно, что ей нужно от него? В последний раз она была тут пару лет назад, когда хотела получить финансирование. И он бы, конечно же, мог ей его дать. Мог бы. Но не захотел. А теперь…

Она вошла в кабинет уверенным шагом. На ней была красная блузка из какой-то дорогущей струящейся ткани с длинными рукавами-воланами и черные брюки, вторящие изгибам её ягодиц и длинных стройных ног. Её волосы – роскошные, идеально гладкие, струились по спине и плечам, словно самый прекрасный шёлк. Красная помада на губах. Темная подводка, очерчивающая ярко-синие глаза, угольно-черные ресницы и бледная, цвета слоновой кости кожа. Без единого изъяна, гордая, неприступная, знающая себе цену женщина.

Без тени сомнения она приблизилась к столу и остановилась, глядя ему прямо в глаза. Идеальная до зубного скрежета. Идеальная и не его. Она никогда ему не принадлежала. И от этого его ненависть к ней была еще сильнее.

– Здравствуй, Рината, – его сдержанная, холодная улыбка должна была подействовать на неё, вывести из равновесия. Да хотя бы заставить её взгляд измениться, чёрт подери! Но она оставалась всё такой же сдержанной. Как стояла перед ним, решительно глядя в глаза, так и продолжала стоять. Сука! Уголок рта Игоря дернулся, черты лица стали грубее. Он еще крепче сжал ручку.

– Здравствуй, Игорь, – губы её растянулись в совершенно неискренней, выражающей пренебрежение улыбке. Она отодвинула стоявшее с другой стороны от его стола кресло и присела. – Я пришла сообщить тебе, что завершаю спортивную карьеру.

Она сказала это настолько буднично, что Игорь не сразу осознал смысл слов. А когда до него дошло, что она говорит, он слегка наклонился, приблизил лицо к её лицу и переспросил:

– Я не ослышался? Завершаешь карьеру?

– Не ослышался, – грубо ответила Рината. Затем полезла в сумочку и достала сложенный вдвое лист бумаги. Небрежно бросила ему на стол и снова посмотрела в глаза. – Чемпионат мира был моим последним стартом на соревнованиях.

– Ты правда думаешь, что я отпущу тебя за год до Олимпиады? – вдруг усмехнулся Крылов.

– Я о чем-то не знаю? – тихо проговорила Рина, кривя губы. – С каких это пор спортсмены превратились в рабов? – вскинула голову.

Её волосы водопадом струились по плечам и груди, спускались на колени. Черный и красный. Цвет их танго. Черный и красный. Цвет их отношений. И только лед её глаз выбивался из созданного ею образа.

– Ты лидер женской сборной, Рината. Ты выиграла последний чемпионат мира, ты главная претендентка на золото Пекина… И ты считаешь, что я имею право отпустить тебя? Ты сама-то подумай хорошенько.

– Я все равно не выйду на лед, – Рина откинулась в кресле и положила ногу на ногу. Её черные сапоги на высоком каблуке доходили ей практически до колен. Стильная и красивая. А ещё такая холодная и далёкая.

– Выйдешь.

– И как ты меня заставишь? – она, не переставая надменно улыбаться, пожала плечами. – У нас в Америке прекрасные доктора. Если будет необходимо, они найдут с десяток поводов для того, чтобы запретить мне принимать участие в соревнованиях.

– Это угроза?

– Предупреждение, – уродливая маска улыбки сползла с её лица, а взгляд вспыхнул рвущейся наружу яростью. – Подпиши заявление, – Рината подтолкнула лист.

Но убрать руку она не успела, – взгляд Игоря коршуном впился в её кисть, в её… пальцы. Проследив за ним, Рина попыталась одернуть руку, однако Крылов оказался быстрее.

– Пусти! – процедила она, когда он сжал её запястье.

– Какое красивое колечко, – он повертел её руку, разглядывая крупный бриллиант, а затем посмотрел в глаза. – Не это ли стало причиной завершения твоей карьеры?

– Тебя это не касается. Пусти, – Рината пыталась высвободить ладошку, но безрезультатно – пальцы Игоря, казалось, срослись с её кожей. Он причинял ей боль, но её это не волновало. Она привыкла к физической боли. Гораздо тяжелее было смотреть ему в глаза и подбирать нужные слова.

– Раз уж тебе так интересно… Я выхожу замуж за Николаса. Я приехала в Россию только для того, чтобы написать заявление и созвать пресс-конференцию, где объявлю об окончании карьеры. И коль уж ты президент Федерации, я не хочу, чтобы ты строил козни и пытался мне помешать. Я приняла решение. И я его не изменю.

– Вот даже как? – Игорь наконец отпустил её и вальяжно развалился в кресле. Смерил насмешливым взглядом. – Ты должна мне желание. И ты его исполнишь.

– М-м-м, – протянула Рината, качая головой. – Не надоело, Крылов? – ухмыльнулась и добавила: – Все еще не вырос из детских штанишек? В сказку про золотую рыбку веришь?

Встав, она направилась к дверям. Игорь так же сидел, уперев руки в поверхность стола, и словно свёрнутый псих смотрел за тем, как её волосы колышутся в такт твёрдым шагам.

– Стоять! – громко приказал он. Тоже поднялся и пошёл к Рине, застывшей у двери.

Обернувшись, она терпеливо ждала, пока он подойдёт к ней.

– Когда ты умоляла меня разрешить твоей подружке выступать за США, ты согласилась на мои условия. Одно желание. Любое. Ты исполнишь его.

– Ты хочешь, чтобы я продолжила кататься? – Рината внимательно смотрела ему в глаза. И будто бы сохраняла абсолютное спокойствие. – Это твое желание?

Внезапно во взгляде её мелькнула злость, и Игорь ощутил расползающееся внутри удовлетворение. Нет, она не спокойна.

– Я подумаю, – ответил он и открыл дверь. – Ты свободна, Рината. На днях я приму решение по поводу тебя и твоего заявления. Обязательно дам тебе об этом знать.

– Ты все равно ничего не изменишь, – как-то устало вздохнула она и вышла. Сняла с вешалки в приемной свое пальто и, попрощавшись с секретаршей, направилась к выходу.

– Кофе, Даша, – сухо процедил Игорь и резко захлопнул дверь.

Снова усевшись за стол, он положил руки перед собой и растопырил пальцы. Когда-то эти ладони могли в любой момент коснуться её тела, и чем-то противоестественным это не было. Сейчас же в тех местах, где их руки соприкасались, кожа будто горела, обугливалась, словно у него какая-то особая болезнь, будто бы ему ни в коем случае нельзя прикасаться к Ринате Бердниковой. Отравила ядом, душу сожгла дотла, станцевала на пепелище, ковырнула палочкой, – проверила, жив ли еще. Жив.

Игорь усмехнулся. Жив. Назло ей жив. Перевернул руки ладонями вверх и принялся внимательно рассматривать их. Ни ожогов, ни царапин, а горят так, будто кожу живьем сдирают. Она под кожу забралась, сука. С силой сжав зубы, он зажмурился и мотнул головой, пытаясь выгнать образ Ринаты из мыслей. Но она по-прежнему стояла перед ним. Стояла, вся такая холеная, одетая с иголочки, четырехкратная, мать её, олимпийская чемпионка! Как была стервой, так ею и осталась. И хоть детдомовская девчонка, хоть дочка президента – сути не меняет. Она стала еще красивее… Ему казалось, что в двадцать она была самой прекрасной девушкой на земле, но нет. Она взрослела, и красота её взрослела вместе с ней. С каждым годом черты лица теряли юношескую припухлость, скулы, губы, подбородок становились выражены все отчетливее. Сейчас ей двадцать семь. И он по-прежнему не может оторвать от неё глаз. Не может не вдыхать аромат её цветочных духов, не может не смотреть в прорезь блузки, едва приоткрывающую полоску бледной кожи на груди. Он помнит каждую её родинку, каждый изгиб тела. Сегодня она была прекрасней, чем когда-либо до. И именно сегодня она была как никогда далека. Это кольцо… Он бы мог подарить ей такое же. Нет, лучше, в сто раз лучше! По всей видимости, у этого Демаре нет никакого вкуса. Разве на её тоненьком хрупком пальчике этот огромный бриллиант смотрится?! Он подарил бы ей тоненькое, с десятком вкрапленных в белое золото небольших камушков. Чтобы они не мешались ей, чтобы она не чувствовала тяжести, чтобы кольцо не цеплялось за одежду. Сделал бы его на заказ. Самое красивое кольцо, такое же неотразимое, как она сама, такое же хрустально-точеное, как она сама. Да почему он думает об этом, чёрт возьми?! Пусть хоть вся брюликами обвешается, или этот Демаре её обвешает – разве ему не насрать?! Пусть делает, что хочет, пусть выходит замуж, пусть рожает десяток детей, только после Олимпиады. Пошла она к чертям! И она, и вся её семейка! Откатает в Пекине и может идти на все четыре стороны, вот его желание!