Сергей Катканов - Белый Орден, или Новые приключения Ариэля. Том II

После монастыря Ариэль пешком дошёл до ближайшего командорства Ордена и, попросив коня, быстро поскакал в столичный Бибрик. Бешенная скачка почти без остановок сейчас была ему по сердцу. Обычного коня он уже семь раз загнал бы, но орденский конь, обладавший чрезвычайной выносливостью, кажется, был даже благодарен своему седоку за то, что они летят, в сказке. Конечно, он никуда не торопился, понимая, что никакой спешки нет, но он так хотел разгорячить кровь, встряхнуться и на шальном ветру выдуть из головы все мысли…

Во дворце его приняли канцлер и магистр. Он рассказал им всё, что ему довелось пережить во внешнем мире. Иерархи слушали его молча, не перебивая и ничему не удивляясь, в какой-то момент ему даже показалось, что им совершенно не интересно то, о чём он говорит, и он начал рассказывать словно для себя самого, не пытаясь выбрать из череды событий какую-то полезную информацию, а просто предаваясь личным воспоминаниям. Когда он был там, царство пресвитера утратило в его душе свою реальность, превратившись словно в историю из книжки, а теперь всё стало наоборот: внешний мир перестал быть ощутимым, осязаемым и воспринимался теперь лишь как факт его души, а не как что-то настоящее. Он помнил всё в мельчайших деталях, но, кажется, и сам не мог поверить, что всё это было с ним.

Ариэль замолчал. Канцлер откинулся на высокую спинку деревянного кресла, как будто рассказ его очень утомил. Магистр молча встал и, прогулявшись по просторному залу, подошёл к окну и некоторое время смотрел на улицу, стоя спиной к ним. Ариэль налил себе из кувшина родниковой воды в высокий стеклянный стакан и теперь не торопясь из него прихлёбывал. Ради этого рассказа он перенёс такие страдания, глубину которых сейчас, конечно, не мог, да и не пытался передать. Неужели только ради этого рассказа?

Тем временем магистр вернулся к ним от окна и, продолжая стоять, заложив руки за спину, начал говорить, стараясь произносить слова как можно более весомо:

– Я был прав. То, что мы узнали, лишь подтвердило мою позицию, которую я имел с самого начала. Ни о каком крестовом походе во внешний мир и речи быть не может. Мне жаль Ариэля, который по нашему приказу так долго был вынужден барахтаться в непролазной грязи. Теперь несчастному рыцарю до конца его дней придётся смывать с себя эту грязь, и я молю Бога, чтобы ему это удалось.

– В том, что касается крестового похода, вы безусловно правы, магистр, – неторопливо и задумчиво начал говорить канцлер. – Мы закрываем обсуждение этого проекта. Наше царство ничем не сможет помочь внешним людям. И их не спасём, и себя погубим. Значит, смысл того послания, которое мы получили от императора Мануила, в чём-то другом. То есть Бог вложил в это послание совсем не тот смысл, который имел ввиду император. У меня есть по этому поводу свои соображения, но пока не время их высказывать. Я вот что хотел спросить тебя, Ариэль, твой рассказ, он о чём?

– Что значит «о чём»? Это просто было.

– Просто ничего не бывает. Ты видел то, что Бог решил тебе показать, а Бог без смысла ничего не показывает. В каждое событие человеческой жизни Бог вкладывает определённый смысл, желая, чтобы человек этот смысл постиг, а в твоём случае это максимально наглядно – Бог провёл тебя по маршруту, который избрал не ты, а Он. Так что же Бог хотел тебе показать? Ты мог бы выразить это в двух словах?

– Скорбь и святость, – грустно улыбнулся Ариэль.

– Не грязь?

– Грязи там полно, но не это главное.

– Так почему же вы, магистр, увидели только грязь?

– Да потому что, узнав о том море грязи, в котором тонут внешние люди, я пришёл в неописуемый ужас! Я понимаю Ариэля, он видел там неплохих людей, которые даже в таких мерзких условиях пытаются найти свой путь к Богу, но там у них это настолько сложно, что я сомневаюсь в значительности их успехов. Как можно сидеть по уши в грязи и очищать душу? Вот у нас действительно созданы все условия для очищения души. А у них – нет! – магистр явно начал терять самообладание.

– А ты много видел у нас святости, магистр? – так же спокойно и задумчиво спросил канцлер.

– Все, без исключения, подданные царства пресвитера Иоанна живут праведной жизнью!

– Праведной… Ты всё-таки постарался избежать слова «святость».

Магистр молча сверкнул на канцлера глазами, тот ответил ему едва заметной грустной улыбкой. Это был явный конфликт. А ведь раньше никаких конфликтов в царстве и представить себе было невозможно. Ариэль подумал о том, что и правда натащил в этот зал грязи на своих сапогах, и результаты уже заметны.

– Итак, господа, на этом закончим, – канцлер вышел из задумчивости и весь подобрался. – Нам всем есть о чём подумать, а что-либо решать мы не имеем сейчас необходимости. Может быть, через некоторое время мы вернёмся к этому разговору, – сказал канцлер и еле слышно добавил: – А, может быть, уже и не вернёмся.

– Господин магистр, а что делать мне? – спросил Ариэль.

– Ты хотел жениться? Так женись. Потом зайдёшь ко мне, и мы решим, где ты продолжишь свою службу.

***

Из дворца Ариэль так же бешено поскакал через весь город к Иоланде. Теперь у него был смысл торопиться – так хотелось хоть на несколько минут сократить свою разлуку с любимой. Прохожие шарахались от него, но никто, конечно, не обижался, все прекрасно понимали, что, если рыцарь несётся куда-то, как безумный, значит так надо. Ариэль соскочил с коня у ворот, ведущих во двор дома Иоланды, распахнул ворота и влетел во двор.

Она стояла посреди двора – прекрасная, хрупкая, неземная. Её тонкие руки были опущены, но он видел, что они готовы взметнуться ему на встречу. А на лице её отражались и тревога, и счастье. Иоланда не проронила ни звука, и он тоже не мог ничего сказать. Их разделяло шагов десять, но он достиг её в три шага и заключил в объятия, хотя до свадьбы это не принято было делать, но им – можно, мелькнуло в сознании Ариэля.

Они стояли, обнявшись, может быть, минут пять, а может быть, целый час, позднее никто из них не смог бы сказать, сколько. Потом Иоланда прошептала ему на ухо:

– Когда наша свадьба?

– Через неделю, – прошептал он.

***

Череда дней, промелькнувших до свадьбы, была странной смесью из ощущений единства и разлада. Утром Ариэль скакал к Иоланде, и они, счастливые, просто сидели рядом, глядя друг другу в глаза. Слегка кружилась голова, слова были совершенно не нужны, оба чувствовали, что их души сливаются в одну. Это было потрясающее чувство восстановления гармонии бытия. Потом Ариэль шёл гулять по городу, всегда только один, и вот тут начинался разлад. Он хотел заново открыть для себя Бибрик, увидеть его глазами внешнего человека, по-новому оценить совершенство столицы царства и её обитателей на фоне несовершенства внешнего мира. Но получилось что-то совсем другое. Он смотрел на белокаменные дворцы, на изящные мосты, на прекрасные деревья в городских парках, и вся эта красота почему-то его… оскорбляла. Всё это совершенство, раньше бывшее его родным миром, теперь казалось ему каким-то стерильным, нарочито безупречным, искусственным, а потому глупым и ненужным. Он перестал чувствовать жизнь в этой изысканной красоте. Это был мир после победы добра над злом, чистоты над грязью, праведности над пороком. Это был мир, лишённый внутренних противоречий, в нём не было динамики, не было борьбы. Это был мир, в котором нет и не может быть победы. Ведь победа давно одержана. Причём – вовсе не теми людьми, которые населяют этот мир сейчас. Они, счастливчики, никогда ни с чем не боролись, они не знают, что такое соблазны и страсти, их души чисты, потому что в этом мире при всём желании невозможно запачкаться.