Сергей Катканов - Белый Орден, или Новые приключения Ариэля. Том II

Ариэль откинулся на высокую спинку кресла и закрыл глаза, совсем забыв о мёртвом канцлере. Его тянуло обратно во внешний мир, но он был там чужим, и остался бы чужим, проживи он там хоть сто лет. И в царстве пресвитера он всегда был не очень-то своим, и спасало его только то, что он не понимал и не чувствовал этого. Всё, что у него было – это Иоланда, а теперь он может и её потерять. Она по-прежнему будет рядом, но её уже не будет. И что же теперь, присматриваться к жене, внимательно наблюдая, не превращается ли она понемногу в совершенно чужого человека? Он понял, что не выдержит этого. Нет, не случайно всё-таки канцлер ничего не успел сказать об Иоланде. Тут он всё должен решить сам. И вдруг он вспомнил, что Иоланда сейчас с трудом, разбитая бешеной скачкой, пробирается на своей лошадке к столице. Он резко вскочил, стремительно вышел из зала, пролетев мимо слуг, которые в недоумении на него смотрели. На секунду задержавшись, он оглянулся и сказал: «Канцлер умер», после чего, даже не успев увидеть их реакции, устремился вон из дворца.

Он вновь так же бешено скакал, но теперь уже в обратном направлении, навстречу Иоланде. Дорога ту была одна, и они не могли разминуться, если только Иоланда не захочет съехать с дороги, чтобы полюбоваться цветами. «Сейчас не до цветов, дорогая» – подумал он молча, но с таким напряжением, как будто хотел послать ей сигнал. Когда он увидел на дороге жену, которая совсем тихо ехала ему навстречу, сердце его готово было выскочить из груди, чтобы устремиться к ней. Раньше, встречая в книгах подобные слова, он думал, что это лишь красивая фигура речи, а теперь понял, что это значит, когда сердце устремляется кому-то навстречу, только тело ему мешает. Впрочем, он не только не увеличил скорость, но и сбавил её, чтобы не напугать жену. Она посмотрела на него своими обычными прекрасными глазами, и для него сейчас было важно даже не то, что её глаза прекрасные, а то, что они – обычные.

– Давай-ка я возьму тебя на руки, дорогая, поедем вместе на моём коне.

– Ваше предложение оказалось очень кстати, мессир, – голос Иоланды был всё таким же чистым и немного ироничным. Это был её обычный голос. Ариэль немного успокоился, хотя и понимал, что это по большому счёту ничего не значит – прошло ещё слишком мало времени.

– На тебе лица нет, дорогой. Случилось что-то серьёзное?

– Да. Случилось. Но давай сначала доберёмся до дома.

Они ехали молча. Теперь, когда он держал её в своих объятиях, ему стало гораздо легче думать. Он вспомнил о главном, что сейчас имело значение, о том, как Иоланда восприняла его рассказ про внешний мир. Он видел, что иногда ей становилось по-настоящему страшно, иногда по её лицу пробегала едва заметная тень отвращения, порою она еле сдерживала смех, узнавая про какой-нибудь абсурд, но она всегда сохраняла очень глубокий интерес к его рассказу. И она поняла главное – настоящая любовь может проявить себя только там. Тот мир, который на первый взгляд кажется страшным, отвратительным и абсурдным, на самом деле существует для любви. Да, она очень хорошо это поняла, а это значит, что она, так же, как и он, по-настоящему никогда не принадлежала к царству пресвитера, иначе он не стал бы её избранником, иначе не почувствовал бы в ней самую родную и близкую душу на всём свете, во всех мирах. Значит их души соединились вне царства пресвитера, то есть никакие изменения в царстве не повлияют на их отношения. Их любовь уже существует в вечности, а значит сможет пройти через любой земной огонь, каким бы лютым он не был. И ему вовсе не надо настороженно присматриваться к жене, пытаясь уловить в ней проявления чего-то чуждого. Ариэлю сразу стало гораздо легче, он сделал такой вывод, который не нуждался в практической проверке, проблема исчезла.

Теперь и на второй вопрос он ответил себе без труда. Канцлер, конечно, был прав, когда запретил ему рассказывать о том, что ему стало известно, но на Иоланду это не может распространяться. Если бы он хотя бы на сотую долю секунды мог предположить, что она сочтёт его за безумца, так можно было бы сразу скакать к драконам и вызвать их на бой всех одновременно, потому что уже ничто не имело бы значения.

Они добрались до дома, он дал Иоланде возможность привести себя в порядок и отдохнуть, а потом рассказал ей то, что узнал от канцлера. Она приняла всё, как есть, без малейших сомнений и совершенно без паники. Вопрос о том, не разрушатся ли в новой реальности их отношения, у неё, похоже, даже не возник, и Ариэль понял, что сердце Иоланды мудрее, чем его. Она погрузилась в тихую задумчивость, что делало её особенно прекрасной, видимо, анализировала ситуацию, и он в очередной раз осознал, что его жена настоящее чудо. Как могут сочетаться в одном человеке прагматичный холодный рассудок и такая тонкая, проникновенная женственность? Нет на свете такой формулы, которая могла бы объединить эти два начала. Но на свете есть Иоланда.

– Значит, у нас теперь всё будет, как во внешнем мире? – задумчиво спросила она.

– Не совсем. У нас всё будет во сто раз хуже. Во внешнем мире люди привыкли противодействовать обступающему их со всех сторон злу, у них есть навыки такого противодействия. У нас – нет. Там множество ядов, но и противоядий такое же множество. У нас ядов будет столько же и ни одного противоядия. Конечно, и во внешнем мире не все умеют использовать противоядия, да не все и хотят, поэтому там столько торжествующего зла – гордыни, злобы, зависти. Но что же будет у нас, если мы вообще не имеем представления об этих ядах? Мы же на них набросимся, как дети на конфеты. Пройдёт, может быть, несколько поколений, пока наши люди научатся противостоять страстям, и учиться они будут на собственных ошибках, потому что больше не на чем. Последствия этих ошибок будут ужасны, зачастую погибельны. А долголетия в нашем мире больше нет, мы с тобой по пятьсот лет уже не проживём, да и по сто не проживём. Смерть замелькает, как в калейдоскопе.

– Мне очень трудно поверить, что души людей вдруг изменяться.

– Души не изменяться. Они проявятся. Они вдруг станут такими, какие они есть на самом деле. И в большом количестве случаев вдруг окажется, что они не особо привлекательны. Говорю так уверенно, потому что сам через это прошёл. Когда-то я считал себя добрым человеком и не сомневался в том, что моя верность Христу абсолютна. Всё изменилось за какой-то час, я превратился в безумное чудовище, душа которого полна всяческим богохульством. А ведь ни во что я не превратился, я всегда таким был – немощным человеком, имеющим слабую веру и склонность ко злу.

– Но ведь ты выжил, вернулся к Богу и укрепился в своей преданности к Нему.

– Это лишь благодаря тому, что по Божьей милости рядом со мной оказался Жан – рыцарь, закалённый в битвах со злом, и он привёл меня к богомудрому старцу, которому пришлось немало со мной повозиться. Я вполне мог погибнуть даже рядом со старцем и не смотря на его молитвы, но милость Божия ко мне безгранична.