Алексей Брайдербик - Мой знак Зодиака – Скорпион. Рассказы и миниатюры

© Алексей Брайдербик, 2022

ISBN 978-5-4493-6793-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об этом не говорят, хотя я считаю, что некоторые вещи надо размещать на площадях и на пересечении сразу нескольких проспектов, так вот об этом не говорят, но существует культура и правила питья водопроводной воды из кружки. Их практически никто не соблюдает. Я знаю, что это безрассудно, но людей не переубедишь, хотя с водой они часто имеют дело. Я, например, в детстве соблюдал и культуру, и правила питья водопроводной воды из кружки. Временами это было обременительно. Как говорится, начни спорить с обстоятельствами и засеки время, через которое ты сдашься. В конце концов, я ведь не дикарь, я не могу чтить образ жизни первобытных предков. Простите, первобытные предки!

.

Справедливость парит высоко в небе над нашими головами, и мы хотели бы поймать ее.

Мы жаждем справедливости.

Справедливость летает где-то в вышине, мы ищем ее глазами и даже находим, вот только схватить и удержать неспособны. Наши руки тянутся к справедливости – и не достигают цели. Они увязают в воздухе, оставаясь ни с чем.

В этом, конечно, есть доля злой насмешки над нашими устремлениями. Временами справедливость спускается к нам и буквально реет и колышется у наших лиц, однако нам всё равно трудно ухватиться за её края. Сначала они едва касаются наших щек, или лба, или виска, и в этот момент мы спешим накрыть ее ладонью, чтобы сохранить. Тщетно!

Было бы неплохо привязывать справедливость прочными веревками к крыльям бумажных самолетиков и запускать их куда-нибудь – справедливость нуждается в том, чтобы ее полет направляли. Но долго ли смогли бы мы управлять полетом такого бумажного самолетика – с крыльями, утяжеленными справедливостью?

Так и хочется крикнуть иной раз: «Ловите! Ловите бумажные самолетики со справедливостью, привязанной к их крыльям».

Человек представительной наружности, которого мы внимательно слушаем, и с которого мы не сводим глаз, – наш учитель.

Мы все готовы стать поборниками его учения, и надо заметить, что именно в этом его преимущество. Мы открыты, не защищены – у нас нет ни брони, ни твердой кожи, которая смогла бы отражать знания, обрушивающиеся на нас каменным градом. Но нам этого и не нужно, поскольку то, чему наш учитель хочет нас научить, безобидно.

Мы сидим на стульях и придвинуты ими к краям парт. Наши руки сложены на партах. Наше мироощущение создается его учением. Оно выводится мелом на внутренних стенках наших мыслей и душ.

Любое учение напоминает одежду, и мы используем его как одежду – чтобы быть нарядными и красивыми и чтобы спрятать наготу под ним. Мы даже стираем и сушим учение, словно одежду, латаем его, когда оно рвется, перекраиваем, когда это необходимо.

Кто-то из нас представляет учителя в виде знания, которое подходит к каждому ученику, снимает верхнюю часть его туловища и заливает внутрь свою гущу, а потом возвращает на место верхнюю часть.

Нам удается без лишних усилий запоминать информацию. Иногда нам кажется, что мы и сами готовы стать учителями, и не исключено, что станем ими в будущем.

Если бы у меня была способность во что-нибудь превращаться, я не стал бы долго раздумывать и превратился в какой-нибудь предмет или в какое-нибудь животное или птицу.

Мои друзья наделены способностью принимать любую форму, какую только захотят. Один из них прямо у меня на глазах превратился в книгу. Получился увесистый, раздутый из-за огромного количества страниц том с одноцветной обложкой.

Я осторожно взял книгу, подержал ее в руках, посмотрел на переднюю обложку – на ней было написано имя моего друга. Потом перевернул книгу и посмотрел на заднюю обложку; провел пальцем по корешку тома; открыл книгу, пробежался взглядом по странице. Там был текст, но я его не читал.

Я закрыл книгу и положил на стол. Я ни во что не умею превращаться. Пожалуй, из-за этого все друзья смотрят на меня с сочувствием.

Разочарование

Я купил записную книжку с нелинованными страницами, чтобы записывать свои мысли и идеи. Но меня не удовлетворяет написанное. Я поставил перед собой задачу: исписать ее всю.

Однако до нынешнего дня меня хватило только на первые десять страниц. Для начала, конечно, надо было бы для удобства разлиновать страницы.

Кажется, столько идей и мыслей, но соберешься записать какую-то – и понимаешь, что она этого не сто́ит. И вот передо мной записная книжка, и я размышляю, что бы такое написать.

Каждый раз, когда я записываю карандашом то, что приходит на ум, рука слегка дрожит и буквы получаются неровными, строки ползут то вверх, то вниз. Не уверен, что поможет разлиновка.

Подъём и падение

Я заметил, что постоянно застреваю где-то посередине между подъемом и падением. Прежде всё было по-другому: раньше я застревал как среди лишь одних подъемов, так и только между сплошных падений.

Мне надо было спуститься, но я не мог, я хотел подняться, однако у меня не получалось. Теперь же я не могу ни взобраться хотя бы на миллиметр вверх, ни опуститься хотя бы так же незначительно вниз.

Племя охотников

Наверное, сейчас самое время рассказать о племени охотников, обитающем по соседству. Было бы наивно думать, что, кроме нас, здесь нет других племен охотников.

Племя, о котором я говорю, живет в сотне километров от нас на берегу озера, окруженного лесом. Лес там гораздо гуще и непроходимее нашего, поэтому охотиться в нём легче не поодиночке, а группой.

Я жил какое-то время с тем племенем и не раз ходил с ними на охоту. Наша группа состояла из десяти человек – десять охотников, одетых в одинаковую одежду. У нас были одинаковые ружья.

Однажды мы продирались по чаще и вдруг увидели лося. Мы сразу же направили ружья на зверя.

Мне как гостю предложили сделать первый выстрел. Я поблагодарил, а потом застрелил лося. Спутники восхитились моей меткостью.

Мы взяли добычу за голову и за ноги и понесли в селение. Мы несли тушу лося между высокими деревьями по извилистой тропе, к которой подступал густой кустарник. Мы поднимали голову лося повыше, чтобы рога не цеплялись за кусты.

Кто-то завел песню, все подхватили ее, даже я подпевал. Я знал мелодию и слова, но не понимал значения слов. Песня закончилась, и мы просто шли, разговаривая о разных вещах.

Когда мы дошли до своих жилищ, мне предложили участвовать в пиршестве. Я и в этот раз не стал отказываться.