Екатерина Шитова - Река Мира

– А как же мама с Алисой? – спросила я.

– Они не хотят, я уже спрашивал, – грустно ответил отец, – одна твердит о клещах, а другая – о том, что завтра школьная вечеринка.

Он шел рядом со мной, светлые вихры трепал майский ветер, и его лицо казалось спокойным и счастливым. Я рассмеялась. С ним всегда было проще, чем с мамой.

На следующий день я встала по будильнику, оделась, наспех позавтракала, и выбежала из дома. Отец уже ждал. На заднем сидении машины сидел Маркиз.

Я села рядом с Маркизом, едва сдерживая радость от предстоящего приключения. Мы проехали пару кварталов и внезапно остановились у маленького двухэтажного дома. Отец натянуто улыбнулся в зеркало заднего вида:

– С нами поедет тетя Света. Надеюсь, ты не против?

– Как тетя Света? – переспросила я, округлив глаза.

– Она очень хотела, когда узнала, куда мы едем, – сказал отец, и голос его прозвучал виновато, – я не смог ей отказать.

Возмущение, обида, ревность сразу же заклокотали в горле – еще чуть-чуть, и вся эта жгучая лава выплеснется наружу. Он думает, что я буду делить его с этой «шалавой Светкой», как называет ее мама? Как бы не так!

Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Изо всех сил сжав кожаный ошейник Маркиза, я мечтала только об одном – не разреветься прямо сейчас.

– Деревце, ты ведь не против?

– Не называй меня так больше! Я не дерево! У меня есть имя! – рявкнула в ответ я, впервые меня разозлило это детское прозвище.

– Хорошо, Ася, не буду больше, – спокойно ответил.

Что-то оборвалось у меня внутри, словно меня только что страшно предали. Мне наплевать было на мать, но то, что он обманул меня – это было непростительно. Маркиз лизал меня в щеку, я оттолкнула пса, отвернулась к окну.

Светлана выпорхнула из подъезда, словно яркая, легкая бабочка. Ее наряд совсем не был похож на походный. Она села в машину рядом с отцом, сказав мне «привет».

Машину заполнил аромат приторно-сладких, цветочных духов. Я уткнулась в шею Маркиза и мечтала о том, чтобы отцовская машина сломалась на полпути. Я ненавидела его в ту минуту.

***

Целую неделю после этой поездки я не разговаривала с отцом и всячески его избегала. Я чувствовала себя обиженной, он как будто предал меня, растоптал мои чувства.

Отец, в свою очередь, тоже понимал, что поступил не правильно. Он, наоборот, всеми способами старался загладить свою вину, звал нас с Алисой в кино, в парк, но, получая от меня один отказ за другим, решил действовать по-другому.

Как-то вечером я пришла домой, и увидела на своей кровати картину. На картине была изображена стройная, светловолосая девушка, похожая на меня, только старше. Девушка стояла на улице города – около нее шли люди, по дороге ехали машины, жизнь кипела. А она стояла, оторванная от всего этого внешнего мира, загадочная и очень красивая. И все ее тело было опутано ивовыми ветвями.

По моему телу пробежали мурашки. Отец никогда не видел моих ветвей, но нарисовал их именно такими, какими их видела я…

Я зашла к отцу в комнату и крепко обняла его.

– Прости меня, деревце… Ой, прости, Асенька, – голос отца дрожал, и от этого из моих глаз покатились слезы, – я знаю, что я не самый лучший отец, но… Я очень люблю всех вас: тебя, Алису, маму.

Я ничего не ответила ему – не могла, слезы комом стояли в горле и не давали говорить. Но я знала это, чувствовала его любовь и поддержку каждый день и каждую минуту…

***

Тот август был обычный, не лучше и не хуже остальных, что были до него. Прошла неделя после нашего с Алисой дня рождения. До сих пор самая насущная тема для обсуждения была «мне уже тринадцать, я уже взрослая».

Родители были на удивление милыми и дружными, не ссорились, не выясняли отношения. Отец уже пару месяцев не встречался со своей Светой, чему я была сильно рада.

Оказывается, Света захотела, чтобы он ушел из семьи, а отец этого сделать не мог, потому что нас он тоже любил. Между семьей и любовницей он выбрал семью. Я им гордилась. Это был правильный поступок – сохранить семью и разбить любовь, в которую я ни капли не верила.

Мама в последнее время сильно похорошела от его мужского внимания. Мы с Алисой с удивлением и заговорщическими улыбочками наблюдали за тем, как отец игриво щиплет маму за зад, а она хихикает и краснеет, словно девчонка.

Но выясняли отношения они по-прежнему громко и экспрессивно. Наши соседи, наверняка, знали о том, что Вася опять потратил последние деньги на свои чертовы краски, а Марина поломала ему за это мольберт. В этом плане все было, как обычно: художник и жена художника. Небо и земля.

Отец мне говорил, когда мы рисовали вдвоем в его мастерской, что когда-нибудь я встречу мужчину, и он будет точно так же далек от искусства, как наша мама.

– Он будет рвать твои эскизы и выбрасывать краски в окно. И твое сердце, Ася, будет каждый раз разбиваться от горя. Потому что каждый эскиз – это твоя маленькая жизнь.

– Ох, нет, папа. Тогда я вырасту и выберу себе нормального мужчину. Художника. Как ты, – отвечала я.

– Нет, Деревце. Не выбирай, пожалуйста, художника. Выбирай любого другого. Просто прячь от него свое искусство подальше, чтобы ему было спокойнее, – сказал грустно отец, – И жалей его, береги. Потому что человек, влюбленный в художника, всегда оказывается несчастным, третьим в любовном треугольнике.

– В каком еще треугольнике? – удивленно спросила я.

– Ох, деревце… Скоро ты поймешь, что, несмотря ни на что, самая большая любовь в жизни художника – это его творчество…

***

В тот августовский день (кажется, это был понедельник), мы должны были вечером поехать в кино. Наша семья сейчас сильно напоминала обычную семью. Мы даже иногда гуляли вчетвером по воскресеньям, обрастали традициями, так сказать. Правда, гуляли мы до магазина и обратно, но и это уже был прогресс.

В тот понедельник с самого утра мы с Алисой жили ощущением вечера. У нас были каникулы, до начала учебы оставалась еще целая неделя. Мне было так хорошо и спокойно на душе, что жизнь казалась раем.

А потом рай закончился, потому что у меня резко поднялась температура. Меня уложили в постель, заставили выпить лекарство. Весь день я лежала и смотрела, как по стенам над моей кроватью ползут ивовые ветви, сплетая причудливый узор.

Я почти не шевелилась, и лицо мое было грустным и несчастным, но это не подействовало ни на Алису, ни на маму с папой. Он собрались и уехали в кино без меня, оставив меня на попечение соседки тети Наташи, которая заходила ко мне каждые двадцать минут.

Перед тем, как выйти вслед за мамой и Алисой, отец заглянул ко мне в комнату, присел на край кровати, поцеловал меня в лоб и сказал:

– Не скучай без меня, деревце.

Какое-то странное чувство осело в груди после того, как он, подмигнув мне напоследок, вышел из комнаты.