Алексей Хрусталев - Жили-были

Леночкин новоиспеченный муж Костя работал в автосервисе, имел самую обычную биографию и самую обычную внешность, при этом производил впечатление человека недалекого, но, вспомним Грибоедова:

Николай Викторович, в ожидании обеда, устроился рядом с гостями у телевизора, из которого бодрый голос диктора сообщил, что сегодня президент подписал указ “Об усилении мер борьбы с коррупцией”.

– Пчёлы выступают против мёда, – неожиданно прокомментировал Костя, явно повторяя услышанную от кого-то фразу, – Сам с собой, что ль, бороться будет?

– Да как ты можешь так рассуждать!? – неожиданно резко для своего спокойного характера отреагировал Николай Викторович, – он столько для страны делает! Танки вон какие у нас, ракеты, Крым вернул. Нас вон как все боятся, мы любому можем отпор дать!

Из его реплики напрашивался вывод, что и танки и ракеты нужны стране, чтобы не отдавать назад Крым, и если бы не Крым, в котором он никогда не был, то и танки с ракетами не понадобились бы. Он не сомневался, что оружие это существует не только в телевизоре и не задавался вопросом: почему диалез ему не могут делать столько раз, сколько надо. Энтузиазм в словах Николая Викторовича был искренний, неподдельный, можно было предположить, что эти танки с ракетами возвратят ему здоровье.

Костя после такой отповеди тестя смолк и даже покраснел, пожалев о том, что желая, поумничать, повторил за кем-то эту фразу про пчёл, тем более, что сам он так не думал. Он вообще о политике особо не задумывался, а президента воспринимал, как данность, а не как избираемого, в том числе и Костей, гражданина. Впрочем, так оно отчасти и было, ведь вся его сознательная жизнь продолжалась при этом президенте и, возможно, и кончится при нём, ведь Косте уже тридцать пять, президент бодрее, чем пятнадцать лет назад.

– Да я не про президента, я про чиновников, которые коррумпированные, – попытался Костя смягчить ситуацию.

Но Шимичев уже успокоился, тем более, что в гостиной появились Михал Николаич и Дениска – почти ровесники с разницей в год. Формально один приходился другому дядей, что нисколько не мешало им отлично ладить друг с другом. Когда Дениска, который рос без отца, был поменьше, он частенько называл Николая Викторовича папой. А Михал Николаич по этому поводу ревниво возмущался, иногда до слез и пытался объяснить кто есть папа, а кто дед.

Николай Викторович поцеловал обоих, к каждому по отдельности обратился с дежурной фразой всех взрослых “ ну, как дела?” и вполуха выслушал бодрые ответы: ”хорошо!”. Ольга Сергеевна или Олюня, как всю жизнь называл её муж, подавая мужу тарелку с супом, шикнула на малышей, чтоб не мешались и начала пересказывать бытовые новости. Она излагала эти новости без всяких вступлений и предисловий, как будто её кто-то перебил на секунду, а теперь она продолжает:

– Ну и не стала я у Михаила свинину брать, раз он цену задрал. А Вера взяла. А я за эти деньги лучше на базаре возьму. Он с машины своей продает антисанитарию всякую да такие деньжищи хочет…

Николай на этой фразе положил в тарелку щей полнейшую – с какой только возможно горкой – ложку майонеза. Удивительно: как только майонез перестал быть дефицитом (года этак с девяносто третьего), он моментально заменил в российской провинции и сметану, и подсолнечное масло и приобрёл при этом ласковое прозвище “мазик”. Конечно, и в столице несть числа поклонникам майонеза, но, как правило, это все-таки приезжие в первом поколении.

Майонез подается к любому блюду – закускам, первому и второму, холодному и горячему. Салат, даже из непотребных ингредиентов, будет съеден, если залить его майонезом. Им приправляют бутерброды и просто намазывают его на хлеб толстым слоем, используя, в данном случае, как основное блюдо, хотя когда-то майонез появился как соус. А вот в перечнях продуктов, которые висят в больницах, роддомах и пр., майонез приравнивается к молочным продуктам – загадка, которую, наверное, не разрешить рациональными методами. В основе майонеза лежит обычный уксус, полученный из химической уксусной эссенции (не из вина), добавлено дешевое растительное масло и имитация яичного порошка. Молоком в нём, как говориться, и не пахнет, но он всё-таки молочный.

Любое блюдо при добавлении в него майонеза неизбежно приобретает кислый вкус уксуса, забивающий вкусы других продуктов. Парадокс: люди старательно готовят, например, борщ, тратят время, выбирают ингредиенты, а при подаче вбухивают в него майонез, после чего из борща получается некое блюдо со вкусом майонеза, которое не отличить от щей, харчо или рассольника с добавлением его же.

Майонезу в жизни россиян можно посвятить целое околонаучное эссе, но и тогда не получиться установить зачем всё разнообразие запахов, вкусов, и послевкусий надо глушить уксусом. Наверное, какая-то извращенная органолеплика толкает на это.

А Ольга, не переводя дыхания и без паузы продолжала уже совсем о другом:

– Вика звонила. Она договорилась на счет стентирования. Так что, Коль, собирайся лечиться.

От главы семьи тщательно скрывали ведущиеся в доме переговоры о необходимости и крайней срочности пересадки почки. Вика настаивает, что медлить нельзя, что дорога каждая неделя, что идёт необратимый процесс и оптимальный выход – имплантация донорской почки. Но, объясняет Вика, даже если каким-то образом удастся встать в очередь на официального донора, то его – этого донора с нужными параметрами по совместимости – можно ждать не один год. Поэтому, выход тут единственный – пересадка почки от кровных родственников, то есть от детей.

Вот это третью неделю и обсуждали между собой Ольга Сергеевна, Вика, Леночка, Александр и Егор (по телефону из Москвы). Все понимали, что кто-то из старших детей должен стать донором и пожертвовать почку.

Пока никто вслух не дал ни официального согласия, ни отказа. Да и понятно, что ни у кого не было особого желания ложиться под нож и лишаться хоть и парного, но далеко не лишнего органа. Как бы ни хотелось помочь отцу, но и решиться на такое совсем не просто. На такие жертвы люди охотнее идут ради детей, чем ради родителей.

Кстати, Егор, которому недавно исполнилось двадцать один и который третий год работал и учился в Москве, уже успел нахвататься московских ”деловых” повадок и обещал найти в Москве нужного донора из Азии за десять тысяч долларов. Сумму он, скорее всего, взял с потолка, но она была кругла и убедительна ещё и оттого, что значилась в валюте – чуждом для заМКАДовского слуха исчислении. Егору, как и всем взрослеющим детям, хотелось показать свою самостоятельность и способность решать жизненные проблемы. Кроме того, твердое обещание раздобыть мифического донора-азиата автоматом снимало с него необходимость “жертвоприношения”.