Ирина Муравская - Тайные поклонники Рины

– Девушки, закончили? Позволите продолжить? – напоминает о себе физрук.

– Агась, уже отчаливаем, – к нам подлетает Рита, утягивая меня к выходу. Приходится постараться, потому что ноги мои слишком крепко приросли к полу. – Пошли-и-и давай, – выпихивают меня из зала, для ускорения подгоняя пинками в спину. – Чего оцепенела?

– Я нашла. Это он.

– Кто?

– Чернышевский.

– А может и нет. Шевченко Сеню помнишь?

– Конечно.

Правда не прям чтоб очень хорошо. Арсений в целом человек не особо общительный. Больше сам по себе. Но умный. Мы с ним на одну олимпиаду по литературе в девятом классе ездили. Где он меня обскакал. Меня. А я в литературе профи!

– У него тоже на запястье есть шрам, – окончательно загоняет меня в угол подруга.

О, как. Значит, Вадик ещё может оказаться и ни причём. От понимания этого испытываю некоторое облегчение. Почему-то. Однако вопрос остаётся открытым: у нас теперь два потенциальных подозреваемых. Так с кем из них я уже почти неделю переписываюсь?

Вадик и Арсений.

Круг подозреваемых сузился. Да. Это, конечно, могут оказаться вообще не они в конечном итоге, но сейчас хотя бы понятно в какую сторону двигаться. Правда опять же, "N" говорил про тренировки, но Шевченко к волейбольной команде никаким образом не относится, а значит всё снова упирается в Чернышевского.

Хотя папа верно заметил, когда я вечером рассказала ему о результатах своего маленького безумного "расследования", что речь ведь может идти и не о волейболе. Это же исключительно предположение, а там кто знает, может Арсений плаваньем занимается на досуге? Йогу нашу с Ритой тоже можно тренировкой обозвать. С натяжкой, но можно.

Короче, надо зондировать почву и всё разнюхать. Очень тактично и осторожно. Именно поэтому на следующий день я выслеживаю на перемене одиноко кукующего Арсения. Сидит в коридоре на низком подоконнике, который давно все воспринимают как дополнительные лавочки и что-то скрупулёзно рисует в блокноте на крупных пружинах. Очень сосредоточено, чуть сгорбившись, напрочь игнорируя жизнь вокруг.

Бесцеремонно плюхаюсь рядом.

– Дратуте. Ооо, – замечаю рисунок в стиле комикса во весь разворот. Разделённые на окошки сценки, какое-то чудо-юдо с волчьей пастью на теле человека, бегущие в панике люди и коронные "ОМГ" и "АРГХ" большими буквами для передачи настроениями. Такая качественная прорисовка. Даже убывающая луна не просто луна, а со множеством вкраплений и полутеней. Дай ей цвет и вообще как настоящая. – Как круто, – забываю про вежливость, отнимая у него блокнот и с интересом листая исписанные страницы. А их немало. Целый сюжет. – Очень-очень круто! А почему оборотень нападает не в полнолуние? Они же по закону жанра обращаются только в это время.

– Потому что это не оборотень! – Арсений сердито отбирает своё добро, небрежно заталкивая его в рюкзак. – Никогда не слышала, что совать нос в чужие вещи невежливо?

– Что-то такое слышала. Прости, – миролюбиво вскидываю руки ладошками вверх. – Но это реально красиво. Тебе надо в иллюстраторы идти.

– Сам разберусь, – Шевченко безразлично спрыгивает с подоконника. Худой, невысокий, с шапкой пшеничных волос, зато для такой комплекции необычайно широкоплечий. Свитер прям заметно тянет в плечах, а вот ниже болтается как мешок. Непросто, наверное, выбирать ему одежду.

– Эй, ну не злись. Я девочка любопытная, ничего не могу с этим поделать. Мой моторчик в секретном месте работает быстрее чем мозги, – делаю “глазки котика из Шрека” и перевожу конечности в режим "молитвы". Ещё и губы жалостливо бантиком вытягиваю. Чтоб наверняка. Правда в ответ лишь равнодушно смахивают лезущую в глаза чёлку и закидывают одну из лямок рюкзака на плечо.

– Чего хотела?

Такой тяжёлый у него вырывается вздох, но голос заметно мягче становится. Ага. Интроверт потихоньку меняет гнев если не на милость, то подобие терпимости.

– Да ничего. Поболтать вот решила немножко, – сдабриваю всё милейшей улыбочкой. – А то столько лет проучились вместе и совсем друг о дружке не знаем ничего.

– И твой интерес совсем никак не связан с недавним досмотром?

– Нет, ты что! – замечаю его скептический взгляд. – Ну может чуть-чуть…

– Ты странная.

– Но в очаровательной манере?

– Нет. Просто странная, – выносит неутешительный вердикт Арсений и оставляет меня одну. Нет, вы видали? Ушёл, зараза такая.

Хм, мда. Попытка наладить контакт с треском провалилась. Молчунов непросто расшевелить, ну да ладно. Попробуем ещё разок, я настырная. Только завтра. Сегодня и без этого забот по горло. Контрольную по матану никто не отменял, а я к ней совершенно не готова. Мало того, что моя скромная персона в ней ни бум-бум, так ещё и со всей этой беготнёй за "призраком Булгакова" не получилось нормально подготовиться. А если совсем откровенно, я тупо про всё забыла.

Плюс репетиция после уроков. Надо разобраться с танцем. Мне до сих пор не хватает танцоров для вальса, народ открещивается всеми способами на какие только способен. Проявлял бы кто такое воображение когда я просила накидать идей к сценарию.

Один особо одарённый в понедельник, вон, так успешно имитировал вывихнутую лодыжку, что навернулся со сцены и реально её потянул. Даже Станиславский бы сказал: верю, заверните мне этого гения.

За пару дней ничего, естественно, не изменилось. Инициативы ноль, зато стремления соскочить – на грани фантастики. Приходится в прямом смысле брать измором.

– Полторы минуты и несколько несложных движений, неужели настолько непосильный груз? – в сотый раз тяжко вздыхаю я, оглядывая горстку собравшихся вокруг меня одиннадцатиклассников. Тех, что удалось подбить на подготовку к последнему звонку. – Нужно пять пар, чтобы смотрелось красиво. Три с половиной у нас есть. Кто поддержит Таню и встанет с ней в дуэт? – чувствую себя преподом. Всё точно как на уроках, когда ищут добровольцев, желающих выйти к доске: глаза в пол, неловкое топтание, блеянье, мычание и только что не игогоканье. – Ребят! Это последний раз когда мы делаем что-то вместе. Это наша память. Она останется с нами на всю жизнь. На фото. И видео. Для учителей и родителей снова-таки. Разве сложно приложить немного усилий для финального рывка?

Пять секунд тишины. Десять, пятнадцать… Продолжаю сверлить всех безапелляционным тяжёлым взором, требующим включить приличия ради совесть. Наконец, самый морально слабый не выдерживает.

– Ну давай я, – неохотно поднимает руку Паша, слегка пухловатый, но всё равно визуально привлекательный парень из нашего класса. – Правда учти, танцевать я не умею.

– Все не умеют. Но это проще чем ты думаешь, – воодушевляюсь я. – Вместе будем учиться. Осталась последняя двойка. Девчат, выручайте. Кто хочет в красивом платье покружиться по залу?