Виктор Ремизов - Одинокое путешествие накануне зимы

© Ремизов В. В., 2023

© ООО «Альпина нон-фикшн», 2023

Широкая горная долина, где рождалась река, была хорошо укрыта снегами. В этом году рано, в начале сентября, повалило. Снег не переставая шел четверо суток. Насыпало так, что местами лось не проходил. Потом вернулось тепло, полдневные склоны и мари прорезались темной рябью камней и кустов, но снег уже лег основательно, до весны.

По утрам через перевалы со стороны Байкала выползали высокие, похожие на облака туманы, опускались в долину и завешивали все седыми, рваными понизу шторами. А вскоре так же легко затягивались обратно. Так бывало по нескольку раз за утро, и казалось, что озеро дышит. Дни стояли солнечные, тихие. В полдень пекло, таяло, кедровый стланик с пугающим шорохом распрямлялся из-под тяжести снега. Река негромко плескалась на перекатах.

Старый ворон сидел на кедре с обломанной вершиной и меланхолично смотрел то на скользящую под ним воду, то, склонив голову вбок, задумывался куда-то вверх по склону. Там, за редким лиственничным леском, уже ничего не было. Темные каменные осыпи, укрытые снегом, и холодное чистое небо.

Медведица, дневавшая в стланиках с медвежонком, встала, потянулась, прогибая спину, высунула морду из-под пушистой кедровой лапы, изучая склон. Тут же и малый вскочил и тоже уставился вниз по долине. Они переходили с берега Байкала поближе к ленским кедрачам, где был урожай орехов, следы многих косолапых вели туда, и мамаша была осторожна.

Солнце садилось, лодка медленно плыла в тени высокого берега.

Я ткнул веслом в снег, он был жесткий, рассыпчатый. Руки подмерзали. Река впереди плавно уперлась в вылизанную водой скалу и исчезла из виду. Я причалил, привязался за куст жимолости и пошел смотреть.

Водопад был метра три-четыре, из-за малой воды падал отвесно и на камни. Надо было разгружаться и обносить лодку, а я стоял на гладком валуне над рекой, глядел на падающую с грохотом воду, щурился на солнечные блики, на горы и, то ли от радости, то ли еще от чего, осторожно, опасаясь что-то здесь нарушить, улыбался. Солнце уходило за хребет, белые снега начинали синеть, а небо сияло ясным светом непозднего вечера.

Я стоял один среди стынущих осенних гор, и впереди у меня было две сотни верст такой вот безлюдной прекрасной реки.

Как я попал сюда, в верховья Лены, в начале октября, долго рассказывать. Так уж вышло, если коротко. Сегодня утром с двумя инспекторами заповедника занесли мы с Байкала через таежный перевал мое снаряжение.

Первый день на реке всегда особенный, подзабытые за год ощущения возвращаются, принюхиваешься и прислушиваешься, невольно вертишь головой, но голова сейчас не помощница. Что-то очень важное и нужное здесь поднимается из глубин и заново знакомит с жизнью. Так было и теперь – я остро чувствовал, как во мне что-то меняется.

Я впервые был на речке один, душа по-детски ликовала от встречи с первозданностью и свежестью окружающего мира, я все время улыбался внутренне и дышал полной грудью, но вел себя осторожно, и это было непривычно: осматривался лишне, искал следы зверей на снегу, думал, не надо ли всегда иметь на плече ружье, которое осталось в лодке. Один идешь тихо: в нагромождении камней и прибрежных скал столкнуться можно с кем угодно.

Один знакомый егерь, заходя в лес, начинал напевать. Такая у него образовалась привычка после того, как он оказался нос к носу с разъяренной медведицей. Она была с детьми. Я тоже пробовал напевать или хотя бы бормотать вслух. Но это было бессмысленно из-за шума водопада, а главное, отчего-то жутко стыдно, и петь я не стал. И все же я кряхтел и прокашливался без нужды, поднимаясь на терраску и не видя, что там за перегибом. Проще, конечно, было взять ружье на плечо, но я почему-то этого не делал. То ли не давал волю страху, то ли не хотел считать себя трусом.

Вечерело, пора было заняться лагерем, но ничего подходящего не наблюдалось. Берега, заросшие низким густым кустарником, или невысокие скалы, левый поворот сменялся правым. Я вертел головой по сторонам и скорее любовался осенними красками, чем искал стоянку. И почему-то совсем не опасался, что ночь застанет меня на воде.

Рябенькая самочка чирка неожиданно вылетела из-под берега и плюхнулась недалеко передо мной. Когда лодка приблизилась, утка, явно не понимая, что я такое, снова перелетела недалеко. Так повторилось несколько раз. Из четырех банок тушенки две мы съели с моими помощниками после перевала, а, с некоторой точки зрения, уточка как раз и была банкой тушенки. Стрелять в нее, однако, было совершенно невозможно… да и эхом греметь по безмолвным горам не хотелось. Так мы с ней и плыли. Она впереди, я за ней. Показывала мне дорогу.

В начале седьмого увидел ровную и длинную косу под высокой скалой. Она была по-зимнему глубоко уже укрыта снегом. Место было неплохое. Я причалил и достал бензопилу – у подножья скалы лежало присыпанное снегом толстое дерево. Это был кедр, почти не гнилой, тяжелые чурки отваливались одна за другой, пила резво верещала, насилуя ущелье громкими и неуместными здесь звуками.

Разгреб снег под костер, чурки перетаскал в кучу. Солнце садилось и подгоняло, а настроение поднималось. После хорошего дня, после перевала и обносов… у костра посидеть, чайку попить… я таскал вещи и бормотал: «Господи, за какие заслуги все это мне?» И улыбался с благодарностью, и стеснялся этого своего невольного бормотанья, как будто кто-то, кроме Него, мог меня здесь услышать.

Дело было не только в привычной радости от сплава. Мне стукнуло пятьдесят два, жизнь начала меняться, я это чувствовал – может быть, поэтому и был сейчас на реке один.

Одиночество придумали не вчера, оно ко всем приходит в свое время. Дети выросли, им, естественно, захотелось свободы, у жены обнаружилась своя жизнь, как будто бы вполне отдельная от меня, друзья сделались тяжелее и скучнее, и я подрастерялся, не зная, что со всем этим делать. Так и оказался здесь – попробовать, как оно, одиночество, в чистом виде. Есть ли на него силы?

Солнце опустилось за гору, подсвечивало еловое и кедровое воинство на хребте, стало резко холодать. Поторапливаясь, вытоптал в снегу место под палатку и уже развернул ее было, но задумался. Вспомнил слова охотоведа на берегу Байкала:

– Я бы не стал ставить палатку – тебя все видят, ты никого! Лучше под тентиком, костер опять же всегда поправишь.

Человек все же зависимое существо, особенно в таких вот необычных ситуациях. Я не стал ставить палатку. Приволок лодку и привязал к ней тент. Другой конец, обращенный к костру, поднял на веслах. Невысоко, но аккуратно вышло. Разжег костер, когда уже стало темнеть.