Алексей Борисов - Ничей

Конечно, полноценно настроиться мне не дали. Следующим визитером оказался депутат Пичугин. Носитель самых элегантных костюмов, обладатель маникюра и педикюра, четко по графику навещавший солярий, Иван Григорьевич управлял комиссией по сдерживанию тарифов естественных монополий. Тарифы в нашей богоспасаемой губернии росли так же, как и в других регионах. Комиссия, однако, ежегодно отчитывалась перед избирателями о проделанной работе, и по отчетам выходило, что сражалась она, не щадя живота своего.

У самого Ивана Григорьевича был свой бизнес, к нашему краю имевший весьма отдаленное отношение. Пичугин львиную долю времени проводил в зарубежных поездках, из которых возвращался всё более загорелым. Был он тоже выходцем из партийной среды, знал вдоль и поперек местное начальство и всегда нормально с ним ладил. В молодости Иван Григорьевич слыл красавцем и щеголем. Сейчас, на шестом десятке, уже стало ощущаться, что молодость его осталась позади, но парламентский лев противостоял переменам, как мог.

Люди, посещавшие увеселительные заведения города, не раз видели его в обществе юных спутниц. Симпатичных журналисток, являвшихся на брифинги комиссии по сдерживанию монопольных тарифов, Иван Григорьевич, не сдерживаясь, провожал маслянистым взглядом. Наиболее грациозным из них он предлагал выехать в подшефный район, дабы лучше ознакомиться с плодами его трудов. Там же, в районе, на высоком берегу великой русской реки, стояла депутатская заимка – с баней, караоке, массажной кроватью и спутниковым телевидением.

Когда выборы только состоялись и шла раздача слонов, Пичугин, вроде бы ни в чем не нуждавшийся, дрогнул и тоже вступил в борьбу за кресло. На спикерское сиденье он, конечно, не претендовал, ибо там всё давным-давно было согласовано. А вот, по его собственному выражению, стать «хотя бы замчиком» сильно хотел. Не раз и не два видели Ивана Григорьевича у порога первой приемной… Увы, карта легла по-другому. Места вице-спикеров уплыли вдаль. Пичугин обиделся, но вида не подал. Терпеть, ждать и не делать ничего против ветра его научили еще в рядах ВЛКСМ.

– Алексей Николаевич, надо бы с вами вопросик один решить, – мягко произнес депутат.

– Для вас всегда, Иван Григорьевич, – откликнулся я.

– У меня интервью брали для одной программки, – как-то неуверенно продолжил Пичугин. – Нельзя ли посмотреть, что они там выпустят?

– Вы какие-то спорные вопросы поднимали?

– Да как вам сказать…

– Говорите, как есть, Иван Григорьевич. Здесь все свои.

Пичугин посмотрел куда-то вбок, на оконные жалюзи.

– Понимаете, там корреспондент спрашивал про перестроечные времена.

– Ну и что?

– Да я тогда был в группе «Коммунисты за демократию».

– Мало ли кто где был, Иван Григорьевич!

– Это верно. Только я письмо одно коллективное подписывал, от имени депутатского корпуса.

– Про что письмо?

– В поддержку суверенитета России, против союзного центра, – через силу выговорил Пичугин.

Я помотал головой.

– Простите, не пойму что-то, Иван Григорьевич. А что тут страшного? Тому письму семнадцать лет исполнилось.

– Понимаете, у меня округ деревенский, там народ консервативно настроен. До сих пор живут прошлым. Могут быть кривотолки.

– А что за канал интервью брал?

Депутат назвал канал.

– Иван Григорьевич, дорогой! Он же в вашем округе не ловится.

– Совсем не ловится? – с сомнением переспросил Пичугин.

– То есть абсолютно!

Депутат помолчал и потеребил кожаный ремешок портфеля.

– Если так, то ладно. Но вы всё-таки поинтересуйтесь у них до эфира, что они оставили, а что убрали. Хорошо, Алексей Николаевич?

– По-вашему, федеральные телеканалы проводят сбалансированную политику, и цензуры на них нет?

Ну и детки пошли нынче. Девушка с африканскими косичками, задавшая мне очередной вопрос, была настроена наступательно. Вводная часть беседы со студентами осталась позади, и со стороны будущих пресс-службистов начался хороший, плотный натиск.

Я мило улыбнулся.

– Федеральные телеканалы – это не по моей части, скажу сразу. Мы с ними практически не взаимодействуем – точнее, они с нами. Так что на себе или своих коллегах их политику не ощущаю.

– Ну а что с цензурой? Вы признаёте ее наличие?

– Под цензурой вы, очевидно, имеете в виду редакционную политику. Цензуры как системы специальных государственных структур в нашей стране не существует. Более того, она официально запрещена.

– Хорошо, – донеслось из противоположного угла конференц-зала, – а с редакционной политикой федеральных каналов лично вы согласны?

«Живенько сегодня дискутируем», – подумал я.

– Если бы я был тотально не согласен, то ходил бы с плакатом на марши несогласных.

Раздался смех.

– Если же говорить серьезно, – я погасил улыбку на лице, – то у каждого канала своя собственная линия, своя политика. И рассматривать надо каждый случай в отдельности. Мне что-то нравится, а что-то нет. Нормальное явление.

– Алексей Николаевич, – подняла руку другая девушка, в строгом деловом костюме, – вы профессионально отвечаете на острые вопросы. Я сама хочу стать руководителем пресс-службы, если получится. Я пишу дипломную работу о городской прессе девяностых годов, была в библиотеке и почитала некоторые ваши старые публикации. Вы тогда еще не работали в парламенте и были очень зубастым журналистом. Вы жестко критиковали власть. Скажите, с тех пор ваши убеждения изменились? Извините, если это некорректный вопрос.

– Вопрос корректный, – спокойно ответил я. – Ни от одного из написанных тогда слов я не отказываюсь. Просто если появляется возможность что-нибудь сделать, что-нибудь изменить к лучшему, надо ее использовать. Мне предложили почти с нуля сформировать пресс-службу, и я решил, что это может быть интересно и… полезно. Критиковать, не неся реальной ответственности ни за что, конечно, легче.

– А чем лично для вас является служба в аппарате заксобрания? – подхватила «африканка». – Вы пока чиновник с небольшим стажем…

Лесных, приставленный к нам в качестве смотрящего и сидевший у стеночки, с любопытством покосился на меня. Его шеф, товарищ Забегалов, пробыл на мероприятии минут пять, послушал, понюхал и удалился. Я, в свою очередь, посмотрев на Лесных, ощутил какой-то странный душевный подъем.

– Вы мне, наверное, не поверите, сейчас опять будете смеяться, – сказал я. – Для меня нынешняя служба это не статус, не стаж и даже не деньги. Это самореализация.

Фразы вылетали одна за другой, как автоматные очереди.

– Мне интересно здесь работать, – говорил я. – Я вижу и чувствую, что у меня получается, хотя на этот счет могут быть и другие мнения. Задача пресс-службы, как я ее понимаю – это создание положительной атмосферы. Журналисты, которые обращаются к нам за информацией, должны чувствовать человеческое отношение к себе. Если не будет его, то вся наша кипучая деятельность окажется напрасной.