Лика Конкевич - Коллекционерша

Почему?

Почему он, а не тот юный парень?

Я очень хотела секса с тем, Другим, и еле дождалась этого дня.

Но, сегодня, в свою первую близость, я задыхаюсь под этим дрожжевым облаком на мне.

Каким-то незаметным образом стянулись до лодыжек мои трусы в кромешной темноте.

Приподнялось до пупка платье, оставив мое тело голым.

И тут в меня вонзается что-то твердое.

Я не могу вскрикнуть от отвращения и боли, схватываясь за металлические прутья кровати.

Меня заштормило ровными движениями.

Все, что я могу, это зажмурить посильнее глаза и сомкнуть губы. От звона в ушах уже слышатся резкие звуки и в голове начинает колотить.

Я боюсь, что сейчас провалюсь в обморок, но, к моему счастью, качка прекращается.

Он откидывается, отворачивается и начинает храпеть.

А я уже не могу лежать вот так, со спущенными до лодыжек трусами и вздернутым подолом платья, с открытыми глазами, которые уставились в потолок и беззвучно плачут.

Дома я выплачу все свои девичьи слезы.

И, даже, казалось, вычеркну из памяти эту историю и буду снова мечтать о любви. Но…

Мне лет восемь и мы играем с подружкой в «дом».

В ее квартире.

Взрослые не особо заботились о нашей безопасности и мы были предоставлены сами себе. Особенно летом.

Садика в нашем военном городке не было и мы, дети, ходили друг к другу в гости и проводили незаметно быстро время в наших играх.

Ключ на шее был привычным атрибутом каждого ребенка. Да и двери особо не закрывались.

С этой подружкой мне нравилось играть.

Она ловко управляла мной. И мне нравилось подчиняться.

А сейчас она придумала играть в эту игру. Я пока не знаю, в чем заключается ее смысл. Подружка активно собирает по полкам какие-то простыни, подушки и зовет старшего брата.

Никого нет, кроме нас и его. Она просит соорудить из куска ткани занавеску возле самодельного лежака и он исполняет.

После, Клара мне говорит раздеться догола и лечь на пол на только что устроенную кровать, и я послушно выполняю задание, но стыдливо натягиваю на себя простынку.

Я сжимаюсь, пытаюсь закрыть глаза, но мне чертовски любопытно, что будет происходить.

Только брат сооружает самодельную занавеску, чтобы нас с подружкой не было видно, и выходит из комнаты. Мы остаемся вдвоем с подружкой и меня начинает трусить.

Вот тогда я начинаю сильно бояться.

Клара ложится рядом, сбрасывает простыню, ложится на меня и начинает елозить вперед-назад… Мне дико страшно пробивает холодный пот и зыбкие твердые мураши выползают по всему моему телу, но она не останавливается и продолжает делать эти противные жгучие от ее дыхания движения.

Клара старше меня на два года и ходит в третий класс. Я ей доверяю, потому что она старше. Это для меня значит, что она точно отвечает за эту игру.

В соседней комнате спит ее младший брат, совсем малыш.

Из открытого окна раздаются радостные звуки человеческих голосов. Я даже слышу, как поют птицы и начинаю считать тигрят на веселенькой шторке. Делаю все, чтобы не чувствовать, как на моем теле лежит и двигается человек. Так противно и монотонно, что эта игра совершенно не доставляет уже ничего, кроме скуки и желания сбежать во двор, где полно других нормальных ребят, готовых поиграть со мной в интересные мне игры.

Но я остаюсь.

Раз старшие просят, значит, им это надо. А мне нельзя отказывать тем, кто живет на земле дольше меня….

После жирного старого турка мне нужно было успокоить себя.

Тогда я назначила на роль моего мужчины для божественного секса одного парня, с которым мы были мало знакомы.

Для этого требовалось время.

Чтобы убедить себя, что влюблена.

Что он любит. А потом позвала к себе домой.

Он пришел гораздо позже обозначенного времени.

Неловко сунул бутылку дешевого вина и коробку незатейливых конфет (грильяж, всегда их терпеть не могла).

Мы сели на диван и он сразу зажал меня своим телом. Я вспомнила турка, но попыталась отогнать эту мысль. Подумала, что (наверное) все мужчины начинают одинаково.

Я отодвинулась и забилась в угол дивана, но он не отпускал.

И это произошло в точности так, как и в кафе. Две минуты и он отсоединился со словами:

«Прости, я устал. Мне пора домой»

Я накинула на себя халат и заперла за ним дверь. Очнулась уже в ванной, когда смотрела на себя в зеркало.

Мне очень хотелось плакать. Но слезы были в голове. В глазах же, вместо них, танцевала дикая злость и разгоралась ненависть. К мужчинам, которые прикасались ко мне. Зачем они тогда, вообще, нужны, если вместо наслаждения приносят боль?

Мои чувства оставались внутри и так хотелось сбросить это напряжение. Я попыталась погладить себя внизу, но тело резко отбросило руку назад. Отвращение нахлынуло так сильно, что вместо мастурбации я побежала в туалет блевать.

После этого неудачного сближения рвота стала для меня чуть ли не единственным спасением, чтобы утилизировать свои эмоции.

Однажды дядя Саша отодвинул мои трусики и его пальцы столкнулись с тем, что я резко сжала между ног.

Я хотела закричать от страха, но тепло его руки вдруг обдало меня приятным ощущением.

Он смотрел сквозь меня и все чаще дышал.

Мои глаза, наоборот, уставились вниз, чтобы внимательно рассмотреть, что там происходит.

Становилось больно в нескольких местах.

Особенно, когда дядя Саша щипал и сдавливал то, что нельзя было показывать никому.

С мальчишками нельзя было задирать ноги в платье. Потому что так они увидят твои трусы. А это неприлично, как говорила моя мама.

А с дядей Сашей можно. И мне нравится выпячивать то, что так интересует его. Лежать перед ним и смотреть, какую власть имею я над ним.

Но мне так быстро надоедало то, что делают дядины руки, потому что уже знала: вот сейчас он будет пыхтеть, как паровоз; а вот сейчас грохнется на пол.

Тогда я могу выйти и пойти гулять с подружками.

И даже перед ними я чувствую такую власть и превосходство. Ведь у меня есть тайна.

Такая тайна, которая поднимает меня над всеми другими девочками. У которых этого нет. А у меня есть.

И дядя Саша всегда приносил для меня вкусняшки. Родителям было неловко за то, что он меня выделял из всех детей, а я чувствовала себя особенной, единственной, уникальной и ни на кого больше не похожей.

Ведь у меня есть то, что нет больше ни у одного ребенка. И дядя Саша раскрыл во мне это. И я готова была немного потерпеть дяди Сашины движения ради этого сладкого ощущения единственной и сладкой девочки….

После того, как он уходил, я укладывалась на свою кровать, раскладывала батончики шоколадок и прямоугольные пачки жевательных резинок и дышала. Медленно вдыхала аромат каждой вкусняшки.