Loafer83 - Держи меня за руку / DMZR

Внезапно я вспомнила, как давно, мне было, наверное, лет пять, не больше, я увидела, как машина сбивает собаку. Я тогда подбежала к ней, не понимая, что произошло, и долго смотрела, как умирает бедное животное, истекая кровью, смотрела на развороченные кости, сломанные, окровавленные. Тогда я впервые увидела смерть, почувствовала её запах. Вот и сейчас здесь в этой клинике, я чувствовала этот запах, и меня снова стало тошнить.

Что было дальше, я помню плохо. Мы пошли после клиники обедать в кафе в ближайший торговый центр. Я помню, что была весёлая, много болтала, а папа смотрел на меня с тревогой и всё спрашивал, как я себя чувствую. А я чувствовала себя превосходно, хотелось смеяться, гулять, в кино, или нет, гулять, а потом в кино – бегать, прыгать, смеяться без причины. Мы поднимались на верхний этаж, там были залы кинотеатра, помню, что почти доехали, в нос ударил запах попкорна и патоки, а потом я почему-то лежу внизу и смотрю на стеклянный потолок. Вокруг меня суетятся люди, меня опять куда-то несут, то ли я ещё в торговом центре, то ли уже на улице, а я никого не слышу и не вижу, только снег вокруг меня, белый, злой, слепящий, больно бьющий по глазам.

Как раньше писали в романах, я вычитала это, уже и не вспомню где, мой мир рухнул, я бы ещё добавила – развалился на части, жизнь дала трещину, кривая пошла резко вниз, понедельник не закончится никогда, земля остановилась и так далее. Вот сижу и пишу об этом, придумываю метафоры, пытаясь быть оригинальной, и не получается. В этом занятии есть что-то мазохистское и приятное, возможно, я мазохистка в душе, не знаю, я так далеко в себя не заглядывала и не собираюсь – знаю, что мне не понравится. И всё же, мне ближе фраза о том, что земля остановилась, пожалуй, это самое точное ощущение реальности, которое я испытываю. Но земля остановилась только для меня, за окном жизнь движется вперёд, как это кажется тем людям, которых я вижу на улице, считаю проезжающие мимо больничного корпуса машины, ведя счёт синим и красным, каких за день проедет больше. Это очень тупое занятие, но оно позволяет не сойти с ума, я придумываю разные истории про водителей, наделяю их характерами, наверное, зря, люди, как люди, не лучше и не хуже меня.

Я лежу на белой простыне, койка нещадно трещит подо мной, не думала, что я такая тяжёлая и могу тут что-то сломать. Наволочка и пододеяльник тоже белые, даже слишком, выстиранные до тошнотворной белизны, как и всё вокруг. Я перестала замечать другие цвета, они мне кажутся серыми и грязными, как и весь мир. В моей палате ещё шесть девочек, мы мало разговариваем, большинство просто не может, лежа целыми днями после процедур. Они все разные, есть и совсем маленькие, их так жалко, две девочки трёх и пяти лет, они даже чем-то похожи стали, как сёстры, одна выше другой, а так остались одни глаза и обтянутая кожей лицевая кость, лысая головка и бледные побелевшие губы. Я иногда плачу по ночам, когда все спят, или мне кажется, что они спят, думая о них, иногда читаю им сказки, часто понимая, что они меня не слушают, находясь где-то далеко, не здесь. Тогда я просто держу каждую за руку, их кровати рядом, и плачу, чувствуя их слабые пальцы, пытающиеся сжать мои в ответ. И нет слов, нет таких слов, которыми бы я могла их утешить или я их не знаю, не умею, не чувствую. А разве есть они такие, простые и понятные, чтобы ребёнок ожил, забыл про то, что видел смерть, свою смерть, она приходит по ночам, а иногда днём, стоит в дверях и смотрит, смотрит, смотрит и молчит, без злобы, без торжества, а горько, борясь с собой.

Тяжело писать, особенно когда в тебя литрами вливают эту дрянь, голова идёт кругом, тошнит и вообще жить уже совсем не хочется, а на еду смотреть страшно, кишечник сворачивается в узел, а позвоночник бьёт в судорогах, будто бы кто-то подвёл ко мне электроды и играет со мной, как с подопытной свинкой. Я начала писать этот дневник здесь, в палате, когда всё было выяснено, меня облучили вдоль и поперёк, расскажу об этом, конечно же – это так интересно! Неправда, вовсе неинтересно и гадко, мерзко… я пишу на facebook, даже отдельный канал завела, но не публикую, боюсь, хотя нет, просто не хочу. Оказывается, это очень трудно, просто писать о том, что видишь и чувствуешь, слова нехотя выходят из меня, предложения получаются корявыми, простыми, мне не нравится. Сначала я переписывала каждое по несколько раз, но скоро поняла, что в этом нет смысла, получалось ещё хуже, и желание писать уверенно уходило от меня за дверь палаты, косо посматривая сквозь узкую щель. Дверь в палату не закрывают, окна закрыты, а так дышать будет совсем нечем. Иногда в коридоре я слышу смех, обычно по утрам, так смеются медсёстры и молодые врачи, заступающие на смену, обычно на этаже тихо, иногда мне кажется, что я слышу, как капают капельницы в соседних палатах, как гудят вены у маленьких деток, раздутые этим потоком «живительной силы».

Мне разрешили иметь с собой планшет, папа оплатил безлимитный инет, поэтому я всегда в сети. Это не так здорово, как может показаться с первого взгляда. Многие мои одноклассники с удовольствием бы не выходили бы из дома, сидя целый день и ночь за компом, играя или смотря порно и ролики с ютуба, было бы что пожрать, бургер или пицца, как-то так выглядит рай. Наверное, каждому своё, сколько бы я отдала сейчас за возможность просто выйти на улицу и уйти куда глаза глядят, без плана, без маршрута, без цели, без мыслей, без смысла… с папой и бабушкой, она мне стала часто сниться. Сны всегда одни и те же, разные лишь цвета. Сон может быть синим, а может быть красным, жёлтым, оранжевым или фиолетовым, самый страшный. Мы на нашей даче, я знаю, что папа где-то рядом, но никогда его не вижу, чувствую его присутствие и ничего не боюсь. Бабушка ещё молодая, с каждым сном она становится всё моложе, в длинном сарафане, коса за спиной, длинная, как у былинных красавиц. Мы сидим в беседке и пьём чай с мёдом, сосед подарил нам свежий со своей пасеки. Я сосу соты, вся перепачкалась, смеюсь, давясь от горячего чая. И для меня сейчас существует только бабушка, аккуратно отпивавшая из чашки чай и ложкой пробуя мёд, она ела немного, беря мёд на кончике. Мёд, соты, вкус лета, запах цветов и сочной травы, солнце, крепкий чай, моя жадность, заставляющая есть больше, ещё больше, пока во рту не становится так липко, что зубы склеиваются. Вдруг я поворачиваю голову влево и вижу, что вокруг нашей беседки кружит ураган, взметая ввысь столбы снега или земли, мне не понять, снег и воздух синий или красный, или голубой, фиолетовый, как и мёд, как и стол, как и мои руки, как я, бабушка… и тогда мне становится страшно, я смотрю на бабушку, она уже не улыбается и говорит мне: «Не бойся того, кто внушает самый сильный страх. Твой ужас окажется твоим самым верным другом».