Алексей Ручий - Песни/Танцы. Песни Одинокого Героя, Танцы Заблудших Душ

Унылая картина: коридор, по обе стороны которого двери. Куда мне? В какую из них? Одни вопросы, никаких ответов. Стучусь в первую попавшуюся, открываю. За дверью небольшая комнатка, заставленная стеллажами с бумагами, посреди комнаты стол – за столом женщина, что-то пишет.

– Военный билет где можно закрыть? – спрашиваю я.

– А вы кто?

– Демобилизованный.

– Это не ко мне, – курсы дезинформации, похоже, проходили тут все.

– А к кому?

– Дальше по коридору, – она, наконец, называет номер кабинета.

Иду туда. Точно такой же кабинет, как и предыдущий. Точно такая же женщина, как и предыдущая. Здороваюсь, называю цель своего визита.

– Присаживайтесь, – она указывает мне на свободный стул, стоящий возле ее стола.

– Спасибо, я постою.

– Как хотите.

Некоторое время она рассматривает мой военный билет и сопроводительные документы из части. Потом встает, подходит к одному из шкафов с приклеенным к нему календарем за позапрошлый год, открывает его и начинает там что-то искать. Проходит минуты три. Потом она достает какую-то папку и возвращается к столу.

Достает из папки кипу бумаг, что-то просматривает. Дверь позади меня открывается и в кабинет заходит молодой капитан с бегающими глазами. Судя по всему, новый военком.

– Тамара Ивановна, как у вас дела? Что с документами на контрактников? – спрашивает он женщину.

– Готовим, товарищ капитан.

– Сколько?

– Пока ни одного.

– М-да, – тянет капитан, – потом оборачивается ко мне, – ты кто такой?

– Демобилизованный, – отвечает за меня женщина, продолжая просматривать бумаги.

– Где служил? – продолжает свой допрос капитан.

– Под Москвой, – нехотя отвечаю я, чего он привязался?

– По контракту продолжить службу не хочешь?

– Нет, спасибо.

Этот вопрос задавали еще в части – и не раз. Реформа армии с треском провалилась: укомплектовать части контрактниками не получилось и наполовину. Офицеры сулили срочникам, которые согласятся подписать контракт, золотые горы, но даже последнему дураку было понятно, что эти горы существуют только на словах. Как могут обещать неземные блага люди, живущие в совершенно земных обшарпанных офицерских общагах?

– Зря. Сейчас контрактникам хорошие деньги платят, – капитан начинает отрабатывать поставленную Генштабом задачу, – жилье можно купить, автомобиль. А на гражданке – финансовый кризис, слышал уже, небось? Сокращают повсюду, даже менеджеров этих, которых как собак развелось, на улицу выкидывают…

– Кризис я как-нибудь переживу.

– Образование у тебя какое?

– Незаконченное высшее.

– Ну, вот там и образование закончишь…

– Главное самому там не закончиться.

– В смысле?

– В смысле спасибо вам большое, но как-нибудь без меня.

– Смотри сам. Услугу тогда одну окажешь? – его глазки хитро сощурились.

– Какую?

– Напиши заявление в школу контрактников – мне для отчетности надо. Документ ни к чему тебя не обязывающий, а нам – галочка. В действительности никуда не поедешь, откажешься, скажешь, что передумал. И контракт никакой подписывать не надо. А?

Он посмотрел на меня. Взгляд штабного пройдохи. Этот в задницу без мыла залезет. Собирает мертвые души, недоделанный Чичиков гоголевского райвоенкомата.

– Не хочу людей в заблуждение вводить. Одна ложь порождает другую – и так далее. Не надо давать бессмысленную надежду тем, у кого ее и так не хватает. Я свой долг Родине отдал.

– Да ладно. Одно заявление. Тамара Ивановна, какие там документы надо?

– Заявление и данные паспорта.

– Паспорт у тебя есть с собой?

– Нет.

– Тамара Ивановна, а без паспортных данных нельзя?

– Нельзя.

Привязался – теперь не отстанет. Я его последний шанс, это понятно. Надо отмазываться.

– Далеко живешь?

– Далеко.

– За сколько туда-обратно сходишь?

– Часа за четыре.

– Это как?

Я ему объясняю, что по прописке живу в самом дальнем углу нашего пусть и небольшого, но существенно раскиданного в пространстве городка. Капитан, видимо, не местный, прикомандированный – соображает с трудом, смотрит недоверчиво, но Тамара Ивановна подтверждает мои слова. Слава богу.

– Давай я тебе такси вызову, – достает капитан свой последний козырь.

– Послушайте, – отвечаю ему я, – зачем вам эта морока? Деньги свои на такси тратить опять же. После меня наверняка придут еще минимум человек тридцать дембелей – неужели среди них не найдется того, кто по собственному желанию захочет написать это заявление?

Капитан некоторое время думает над моими словами, потом сдается.

– Ладно, черт с тобой. Тамара Ивановна, что там ему от вас надо?

– Военный билет закрыть.

– Вот и закрывайте ему поскорее, и пусть катится отсюда ко всем чертям. К финансовому кризису своему, – капитан присваивает мне целый мировой кризис – вот уж спасибо. Сам он, хлопнув дверью, удаляется. Я смотрю на Тамару Ивановну.

Она ставит штемпель в мой военный билет и протягивает его мне. Сопроводительные документы остаются у нее.

– Возьмите. Теперь можете быть свободны.

– Спасибо. Я тогда пойду?

– Идите.

И я покидаю военкомат с легким сердцем, напоследок простучав каблуками по ступеням лестницы и стукнув вертушкой турникета. Прощайте! Прощай армия! Меня ждет мой личный мировой финансовый кризис. Или как его там?

Наши победы есть лишь эхо наших будущих поражений. И нисколько не наоборот. И, тем не менее, мы упиваемся ими, лелеем их, как то единственное, что придает хоть какую-то цену нашей жизни.

Армия для меня закончилась. Теперь уже точно. Начинался новый этап, и я не мог сказать, чего я от него ждал. Всякого. Одно я знал наверняка: доверять завтрашнему дню нельзя. Как, впрочем, и сегодняшнему. Нас всех ждет большая битва, в сравнении с которой нынешний кризис – ерунда.

Вернувшись из военкомата домой, я быстро собрал вещи, документы и книги, пообедал и, попрощавшись с родителями, пошел на вокзал. Меня ждала новая дорога – в прямом и метафизическом смысле – которую я должен был освоить, пройти все ее извилины и ухабы, глотнуть знойной пыли и холодных дождей. Я отправлялся в Петербург – восстанавливаться в институт и устраиваться на работу.

На вокзале я купил в кассе билет и, выйдя на улицу, устроился на скамейке в тени большого дерева недалеко от платформы. Мой автобус отправлялся через двадцать минут, время еще было. Я вальяжно откинулся на спинку скамейки, закинув ногу на ногу. Возле скамейки вразвалку прохаживались голуби, подбирая с асфальта куски кем-то раскрошенной булки.

Что мы имеем? Сомнительное прошлое и не менее сомнительное будущее. В сухом остатке – нелепое настоящее, наполненное бессмысленной возней, где беззубые хищники пытаются сожрать точно таких же беззубых хищников. Этап за этапом мы громоздим пирамиду сомнительных жизненных достижений: заканчиваем школу, институт, устраиваемся на работу, увольняемся с работы, снова устраиваемся на работу, в процессе заводим семью и детей, затем уходим на пенсию, стареем и умираем. Карабкаемся наверх… Для чего? Чтобы потом сигануть с вершины в неприглядную бездну, полную мрака и страхов, которую так старательно пытались покинуть? Многие вопросы так и останутся без ответов. Человек – существо противоречивое и многое он делает не «почему-то», но «вопреки». Вот и я…