Владимир of Владимир - Для маленьких девочек и мальчиков, которые думают, что они большие. Книга 2

– Деревенский педик? – Сиплым голосом переспросил Бабуин и потерял дар речи.

– Аха, у нас в деревне завклубом был. Наш начальник МТС Ашот его… – И дальше звучит такое откровение, что это лучше опустить.

– Оставим поэзию мечтаний и перейдём к прозе жизни. Накурили, пойду подышу свежим воздухом. – И Бабуин отворив дверцу, вышел на вечернею прохладу. После прокуренного автомобильного салона, находясь на свежем воздухе, ему казалось, что никотин жжёт его лёгкие. В парке было свежо, но Бабуину было жарко, от внутреннего подогрева. Наконец дверца машины отворилась и из неё высунулась красивая нога Марии, в модельной туфельке. Затем появилась и хозяйка только что выставленной красоты. Но, вдруг стоящая нога на влажной траве заскользила, и её хозяйка заспешила за нею вслед, сделав шпагат. А так как другая её нога оставалась в машине, то шпагат получился с провисом, и это учитывая, раньше не упомянутое, Машенька была, что называется слегка в теле. Приняв позу умирающего лебедя, из балета Чайковского «Лебединое озеро», она натужно произнесла на выдохе:

– Ой твою мать п… порвала!

Сказанное её одним ёмким грязным словом означало то, что порой рвётся у женщин при родах.

Все покатывались от смеха, один только Бабуин стоя шевеля челюстями, будто что-то перёжевывал.

– Што стоишь сопли жуёшь? Подай руку. – Страдальчески выдавила из себя Маша.

Подойдя, Бабуин подхватил её и поставил на ноги. И она обхватив его руку пошла за ним хромая во мрак парка, и уже оттуда доносились их голоса:

– Слушай! А я у тебя спросить хотел: – Что такое сепаратор?

– Хи-хи. Эта такая штука, из молока взбивает сливки. У нас в деревне была.

– Ты что и коров доить умеешь?

– Умею. В деревне все умеют.

– Как интересно! Вымя и за него нужно дёргать.

– Хи-хи! Дурак! Не так. Там сосок, и ты берёшь его и выдавливаешь из него молоко.

– Иди сюда, доярка молодая! – Послышался суровый голос Бабуина.

– Дурак, ты мне шею свернёшь! Хе-хе! А я знала что ты не такой.

– А я уж думал, тебе за педика в глаз в лупить. – Блефовал Бабуин.

– Давай договоримся сразу здесь на берегу, я эту барракуду в спальню запущу, а ты дождися её братца ластоногого.

И в этот момент, когда все созрели для продолжения веселья, в комнату ворвался братец с топором, вскричав:

– Вы хотите поиметь мою сестру! Вы хотите поиметь меня!

– В каком-то смысле да. – Ответил счастливым голосом Крокодил Гена.

– Я сам сейчас поимею вас! – Крикнув, он этак энергично бжикнул топором над головой Крокодила, и это потому над головой, что тот пригнулся. Мгновенно получив сдачу по зубам лесоруб отлетел в угол. Но как поётся в песне: – Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым. – Так и злой дровосек, сроднился с топором, из рук его не выронил. Да ещё не в шутку задумал оставить наших друзей, навсегда вечно молодыми. Потому что вскочив на ноги он озверел совсем, набрасываясь на бедных мальчиков. Которые теснимые злым дровосеком, с шумом вывались на улицу. Возле дома наши друзья нашли какие-то палки и вступили в неравную схватку со злым дровосеком. Дровосек с топором находился на верхней площадке лестницы, а получившие психологическую травму ребятки, штурмовали его прибежище с низу. Штурм продолжался яростно и неистово, пока злой дровосек не обстругал как карандаши, своим топором деревянные мечи наших храбрых рыцарей, стремящихся спасти из заточения бедную принцессу, превращённую в щуку. Наконец не выдержав атаки, обвалился лестничный марш, оставив злого дровосека в недосягаемости на верхней площадке перед дверью в квартиру. Крокодил Гена ещё тщетно пытался сражаться со злым дровосеком, но тот видя свою недосягаемость, только глумился над ними. Кот наблюдая со стороны вялую картину боя, наконец расчесал нижнею челюсть и произнёс:

– Скучно.

Затем оглядевшись он поднял с земли половинку кирпича, и швырнул её в злого дровосека, угодив тому в подреберье. Тот за гас, как последний луч заката. И в позе эмбриона, решил дождаться рождение нового утра.

Наши друзья обруганные соседями, из-за причинённого ими шума, решили ретироваться и отступили во тьму. Но были взяты милицейским патрулём, в двух километрах от места происшествия и доставлены в КПЗ. Их поместили в подвал, в камеру, где уже сидели четыре человека, с криминальным прошлым. Трое суток им предстояло кормить полчище местных клопов, пока будет решаться их судьба.

Рано утром их молодые тела были разбужены, здоровыми эластичными мочевыми пузырями, и не в меру громким рассказом молодого парня лет восемнадцати. Парень жестикулировал, говоря возбуждённо:

– Ну ты Михалыч, в натуре голова! Да я не въехал спросонья, когда меня ты ночью сдёрнул с нар. Не, ну в натуре. Есть вон два чушка, что бы жмурика паковать.

– Малёк. Фильтруй базар. Что там ещё было? – Спросил Михалыч.

– Да ни фига не видели. Мусора пасли нас, да хата выгорела сильно. Это на юго-западе где-то. Ну мы сгоревшего упаковали, а краснопёрые носы воротят. Так нас захомутали для того, что ментам самим не пачкаться. Ну трупак, шкуры нет, запёкся напрочь, как в костре картошка. Прикинь, менты пасут, а Череп умудрился заскочить на кухню, чай, сахар, сигареты слямзил.

Череп, почти целиком лысый мужик, лет тридцати пяти-сорока, молча сидел в углу.

– Давай Череп, чифирчику сварганим. – Сказал Михалыч и выплюнул из-за щеки бритвенное лезвие. При помощи этого лезвия, пристроив его к лампочке, был в банке сварен чифирь.

Малёк от нечего делать и внутреннего перевозбуждения, суетился по камере, делая резкие телодвижения, как будто он нападает на кого-то.

– Малёк не мельтеши. – Сказал четвёртый мужик, весь синий от наколок, тихо лежавший на нарах.

Малёк сделал резкий выпад и у него в руке появился нож. Это был тонкий складной ножик, с лезвием длинной с указательный палец. Видно что парнишка был горд тем, что он обладатель этого ножа, да ещё в камере.

– Я тоже, время даром на погорелой хате не терял. – Сказал он, довольный сам собой.

– Послушай юноша, не мандражируй мне на нервах, слиняй отсюда. – Недовольно пробурчал четёертый.

Так называемые зеки, кучковались на нарах с правой стороны камеры, Кот же с Крокодилом, с левой. И вот наш друг Малёк, отсидевший на малолетке, переместился на левую сторону, что бы здесь излить избыток своих чувств. Он всего то и сделал пару угрожающих выпадов ножом, в сторону лежащий наших друзей, как услышал спокойный голос длинного:

– Я тебе руку оторву, вместе с твоим перочинным ножичком.

Упёршись не добрый взгляд длинного, Малёк опустил глаза, на подошвы его сорок шестого размера, но и там не обрёл вдохновения что-либо ответить. Тогда он посмотрел на старшого, который давно уже просчитал ситуацию: – Четверо с ножом против двоих, пожалуй мы уступает по ударной силе. – Подумал Михалыч и громко сказал: