Александр Малиновский - Собрание сочинений. Том 2

Молодость хороша ощущением пути. К этой мысли Александр Ковальский будет неоднократно возвращаться через три с лишком десятка лет. А пока ему двадцать четыре. Он сидит в светлом просторном кабинете главного инженера большого нефтехимического завода. Главный и его заместитель Самарин решают, в какой цех направить молодого специалиста.

«А насколько важно, в какой попаду? – успевает подумать Ковальский. – Много ли зависит только от этого?»

– Мы, кажется, прошлый раз говорили о втором? – произнёс главный.

– Да, но там уже есть два молодых специалиста. В этом году неплохой парень закончил вечернее отделение. И остался на рабочей должности. Ещё вот его, Ковальского, однокашник с месяц назад пришёл. Некий перебор, – ответил Самарин.

– Ничего. Перейти в другой цех никогда не поздно. А здесь он скорее почувствует пульс всего завода. – Главный цепко взглянул на Александра. – Какая тема диплома?

Ковальский назвал и добавил:

– Это ближе к четвёртому цеху… Где газоразделение…

– И во втором есть похожий процесс, – то ли возразил, то ли уточнил главный и посмотрел на заместителя, словно заставляя подтвердить сказанное.

Ковальский понял, что в этом кабинете, похоже, бывает прав только его хозяин и невольно чуть улыбнулся.

Самарин уловил улыбку и понимающе слегка кивнул.

– Оформляйтесь во второй, – сказал главный. И к Самарину: – Дайте команду отделу кадров.

– Хорошо, – отозвался тот.

Когда они вдвоём вышли из кабинета, Самарин обронил:

– В какой-то степени он прав: цех по набору процессов один из самых насыщенных. Многое там узнаешь. Может, как раз для тебя… Иди в кадры. Я позвоню.

Прошло четыре года, как Ковальский, уехав учиться на дневном отделении института, выселился из заводского общежития, а мало что в нём изменилось. В подвале – тот же теннисный стол. И вахтёры остались прежние, и комендант Нина Георгиевна.

Когда Ковальский сидел в её кабинете, дожидаясь, в какую комнату она его определит, раскрылась дверь и деловитой походкой, слегка подбоченясь, вошёл парень.

– Ковальский, ты ли?

Парень дружески обнял его за плечи и тут же всплеснул несколько раз над головой руками, будто тихо поаплодировал.

– А я, понимаешь, услышал, что будешь оформляться сегодня к нам, думаю: дай-ка перехвачу. Нина Георгиевна, можно я его к себе возьму, а? Мы с ним начинали вместе учиться. Хороший парень!

Только после этой фразы Александру стало понятно, кто перед ним.

– Свино… – пытался он вспомнить, – Николай?

– Так точно: Николай Васильевич Свинарёв. Мы были на одном потоке, только вы – совмещённики, а я на дневном начинал.

Говоря это, Свинарёв важно и осанисто двигался по кабинету. Карие глаза его смотрели на Александра упрямо и немигающе.

– Пойдёшь к нему? – комендант внимательно взглянула на Ковальского и чему-то улыбнулась.

– Ну, раз так, что ж выбирать… свои…

– Вот-вот, свои, – обрадовался Николай. – Давай в восемьдесят седьмую. Я буду в комнате!

Когда они остались одни, Нина Георгиевна почему-то переспросила:

– Пойдёшь?

Александр кивнул головой.

Сосед удивил Ковальского в первый же день.

– Как ты вылетел из института? – поинтересовался Александр мимоходом, разбирая свои вещи.

– Высшая математика подвела.

– Каким образом?

– Дак, понимаешь, – доверительно пояснял Свинарёв, – в математике я ни бум-бум. Переверни дроби ногами вверх – уже не понимаю, что дальше и как? В этом деле сообразиловка нужна.

– В высшей математике, вроде бы, дроби не самое главное…

– Я вообще говорю. Она вся с неожиданностями. Раз – и непонятно. Короче, из-за неё пострадал.

Вечером состоялся ещё один своеобразный разговор.

– У тебя вся тумбочка вузовскими учебниками за третий курс забита. Учишься в вечернем? Или заочном? – поинтересовался Ковальский.

– Как бы тебе это объяснить… – замялся Свинарёв.

– Готовишься восстановиться? У тебя академический?

– В том-то и дело, что отпуск два года назад, в шестьдесят шестом кончился.

– И что же?

Николай вздохнул и поглядел на собеседника так пристально и значительно, что Александру стало не по себе.

– Книги для авторитету!

– Какого?

– Ну, какого?! Я – общественник. Член комитета комсомола завода, член горкома. Мне лучше быть с дипломом. Рабочий класс – хорошо. Гегемон! Но теперь это уже не то.

– Что-то не понимаю, – Александр остановился около окна. – Ты учишься или нет?

– Нет. Но пусть думают, что учусь, понял? У меня всё спланировано. И тебе помогу по партийной линии сделать своё будущее – самое верное дело! Давай друг дружке доверять и помогать. У тебя и фамилия хорошая для этого. Не то что моя – Свинарёв. Ты знаешь, учёные говорят: имя и фамилия влияют на успехи в жизни. А мне от роду не повезло, и не моя она – отчима. Мать так состряпала. По отцу я – Давыдов!

«Опять врёт», – подумал Ковальский, но промолчал.

– Я тут для авторитета кое-что делаю. Понимаешь, слова собираю для лексикону. Люди уважают того, кто слова мудрёные говорит. И я говорю, когда надо.

– Ну и какие же слова насобирал, – поинтересовался Ковальский.

– Какие? Например: адекватно, эйфория, инфантильность. И это… как уж… – прецендент. – Николай махнул горестно рукой: – кажный раз «нэ» буква втискивается! Мне говорили несколько раз об этом.

«Прохвост, очевидно, а мне жалко его почему-то, – думал, слушая соседа, Александр, – шелухой оброс».

Ковальский не торопился с экзаменом на допуск к работе начальником технологической смены. Изучал рабочие места аппаратчиков, машинистов, насосчиков, желая знать всё то, что потом пригодится. И поочерёдно сдавал экзамены, позволявшие самостоятельно действовать на разных участках цеха в качестве рабочего.

Это, в общем-то, обычная практика, но Ковальский после очередной сдачи некоторое время обязательно трудился на соответствующем месте. То же и у однокашника по институту Николая Гарина – Хризантемы, так его звали в группе. Только тот отставал от Ковальского на пару экзаменов.