Медина Мирай - Школония

– Что? – спросила она, откладывая телефон и продолжая помешивать нечто похожее на жидкое тесто. Что-то будет печь. Или сжигать, что более вероятно. – В туалет?

Я качал головой, указывая на дверь.

– Что? Что там?

«А ты выгляни, потрудись немного».

– Вот, блин, твой отец не мог там научить тебя каким-нибудь жестам, что ли? Немые ведь так общаются. Жизнь и себе, и мне упростил бы.

Можно подумать, ты выучила бы язык жестов ради меня.

С другой стороны, Анита была права. Отец еще давно пробовал обучить меня языку жестов, но потом неожиданно бросил это дело. С тех пор прошло столько времени, что я почти ничего не помнил.

Анита выглянула из кухни во двор и увидела Данила.

– А это еще кто? – Она перестала мешать тесто, вытерла руки о полотенце, бросила его на пол, не глядя, и, шаркая тапочками, поплелась к выходу.

Я поспешил за ней и наблюдал с крыльца.

– Здравствуйте! – довольно дружелюбно поприветствовал ее Данил. Рядом с сиделкой Анитой он казался коротышкой.

– Здрасьте. Ты к Марку?

– Да, можно?

– Можно.

Я все не мог прекратить ерзать на месте, пока Данил не вошел в дом. От него веяло холодом и чем-то сырым. Он разулся, поставив свои старые ботинки в угол, снял тонкую курточку и посмотрел на меня. Взъерошенные волосы кудрявились, щеки горели, глаза улыбались. На нем были синяя вязаная кофта и свободные джинсы.

Я так разволновался из-за его неожиданного появления, что смог бы пробыть в таком положении целый час – просто глядя на нового друга. Хотелось обнять его и удостовериться, что это действительно он. Из плоти и крови. Все-таки это мой первый гость.

– Ну, – он развел руки, – показывай, что к чему.

И мы направились в мою комнату. Данил оглядывался по сторонам, оценивая каждую мелочь. Он задержал взгляд на кухне, из которой доносился аромат жареного теста.

Мы прошли в комнату.

– Вау! – Данил хлопнул в ладоши. – Так ты рисуешь?

Восхищение в его голосе вызвало во мне смущение. Он останавливался возле каждого рисунка и разглядывал его, сощурив глаза, будто выискивал какие-то изъяны и хотел покритиковать.

– Сдается мне, – важно говорил он, улыбаясь и поднося руку к подбородку, – у тебя явный талант. Да, есть парочка недочетов в пропорциях животных и людей, но для тринадцати лет прекрасно. Мне ведь уже четырнадцать, а я только палочки рисовать умею. А ты вот даже раскрашиваешь хорошо: и мелками, и карандашами, даже краски вижу.

Он одобрительно кивал, пока не развернулся ко мне и не заметил книжный шкаф.

– Ого, – проговорил он, раскрывая дверцы. Стекла в них затряслись. Данил взял сразу несколько книг. – Такие гладкие и новые, не порванные даже, – не прекращал он восхищаться. – У меня дома только древние и скучные взрослые книжки классиков, а здесь о подростках.

Он раскрыл «Одда и Ледяных великанов».

– И иллюстрации есть. Круто!

Я видел, что ему не хотелось прощаться с этими книгами, видел, как он нехотя возвращал томики на полку. Когда все они стояли в ряд, я подкатил к шкафу, вытащил «Одда…» и протянул ему.

Казалось, и без того большие глаза Данила стали еще шире и оттого красивее. Он в изумлении захлопал длинными пышными ресницами.

– Это мне?

Я скромно кивнул, гордясь собой. Одно дело, когда даришь что-то папе, и совсем другое – первому другу. Уже лучшему другу. Несмотря на изначальные сложности в нашем общении, сейчас я чувствовал себя рядом с ним свободно. Я был счастлив и так радовался тому, что могу сделать кому-то приятное и это оценят.

– Спасибо! – Данил прижал книгу к себе. – София с Ромой тоже обрадуются. Мы как-то пытались на одну книжку накопить, но она такая дорогая, почти шестьсот рублей стоит, а красть слишком палевно. Недавно зашел, а ценник на двести рублей вырос. Вообще не понимаю, что с ценами на книги творится.

О беспредельных ценах на книги я знал благодаря отцу, а потому ценил каждую. Именно поэтому подарок Данилу был для меня особенно важен. Я смог пропитать эту книгу своим теплом, мыслями, переживаниями, восхищением и любовью. Быть может, Данил это почувствует?

– Идите есть! – услышали мы с кухни.

Надо же, она сказала не «жрать».

Данил помчался как угорелый. Уже на входе в кухню мы увидели тарелку с блинчиками, и они были нормально прожарены, а не сгорели, как всегда.

Анита разлила по стаканам горячее молоко, расставила тарелки и ушла в гостиную, держа в руках телефон. Краем глаза я разглядел на экране фотографию с накрашенными ногтями.

Стакан с молоком немного обжег мне руки, и я решил подождать, пока оно остынет. А вот Данил ждать не стал. Он сгорбился, наклонил к себе стакан подушечками пальцев и немного отпил. Это выглядело забавно, и я улыбнулся, сворачивая блинчик в трубочку.

После тихого завтрака мы вернулись в комнату.

– Марк, ты так классно живешь, – говорил Данил, кружась на месте, – и тепло у вас, можно в одной майке ходить.

У него был веселый голос и воодушевленный вид, сквозь который чувствовалась зависть. Но не черная, наполненная ненавистью. Скорее даже, он горевал из-за того, что не может быть таким, как я, а не завидовал.

– Мой отец работал юристом, защищал преступников, и за это ему много платили. Все деньги на нас с мамой тратил. А потом его уволили, мама никуда устроиться не могла, деньги заканчивались. Тогда ему предложили работать консультантом в магазине техники неполный день. Двадцать пять тысяч платили. На это можно прожить, но только не когда у твоей семьи ипотека, которую они, вероятно, до сих пор выплачивают… – Искорка в его глазах стала потухать. – А еще у меня был младший брат.

«Был…» – отложилось у меня в голове.

Данил оставался для меня загадкой. Умей я говорить, сразу огласил бы все свои вопросы, но когда ты немой, а телефон – единственный способ связи, у тебя есть время хорошенько обдумать каждый вопрос и передумать набрать его на телефоне. Чутье подсказывало мне, что не стоит лезть в жизнь Данила. Придет время, и он сам поведает свою историю, если просто захочет поговорить или пожелает, чтобы его выслушали. Может, он хочет мне что-то рассказать, услышать мое мнение и получить поддержку? Но это невозможно. Я могу написать свои мысли, но это не удовлетворит ожидания Данила быть услышанным и понятым. Будет горьковатое послевкусие. Он может пожалеть, что рассказал об этом.

Может, я для него не так важен, чтобы раскрывать свои тайны? Ведь в жизни Данила наверняка было множество людей, которых он фильтровал по интересам, оставляя лишь тех, кто ему по душе. Мне выбирать не приходилось. В моей жизни Данил был первым, а потому я привязывался к нему все сильнее.

«Мы были людьми далеких звезд. Мы тянулись друг к другу, понимая, что никогда не дотянемся. И все равно не могли это прекратить, ибо человек по своей природе существо, в котором надежда сильнее осознания безнадежной действительности». Эту фразу из книги «Мы, лишенные чувств» [1] Книги «Мы, лишенные чувств» не существует. я хорошо запомнил. Дословно.