Д. Ман - Хутор Магистра

– Я слышал, что он физик, квантовой физикой занимался.

– Он много чем занимался, а это его проект, познание окружающего мира. Он хочет видеть больше, чем видит человеческий глаз, слышать лучше… Он мне всё время говорил, что вокруг нас много интересного, но человеческие органы чувств не в состоянии это воспринять. Удалось ему пока линзовый монокль сделать, уж не знаю, как… Он через него зоны аномальные видит и может туда пройти. Вот Юзек, он их просто чувствует и находит, такой уродился. Лев Спиридоныч таких уродившихся и стал выискивать, изучать… Вот тебе кратко и вся история.

«Интересно, однако…» подумал я.

– А сколько же тогда Магистру лет?

– Сам подумай. Больше, чем сто.

– И Кощею больше?

– Они ровесники. Их давняя дружба связывает. Они друг друга из виду никогда не теряли. Я тебе итак много уже рассказала, а потому, что ты вернулся…

– Так это проверка, что ли, была?

– И проверка тоже. Мы здесь никого не держим. Хочешь уехать, так и скажи, возвращайся в большой мир. Только перед отъездом придётся с Кощеем пообщаться…

– Я никуда не собираюсь. А зачем с Кощеем общаться?

– Ну, он психолог и гипнозом обладает… не знаю.

«Не знает она… как же. Ведь всё почти сказала… Это Один может и не понял бы, хотя у него второй есть, подскажет. А мне всё понятно: промывку мозгов перед отъездом устроят…»

– Значит, ты огород в деревне не случайно разбила? А я всё думал, зачем… Будто в тени земли мало. Ностальгия?

– Скучаю по старым временам, по родительскому дому… от него ничего не осталось, но огород я на прежней месте вскапываю. А с шоколадом ты угадал… это моя слабость. А ты Люсе конфет привёз?

– Вот чёрт… совсем из головы вылетело…

– Это же традиция, тебе разве не говорили? И ждёт она…

– Так ведь у неё спячка…

– В апреле проснётся и потребует, ты же знаешь, она и во сне всех контролирует. А до апреля месяц с небольшим осталось…

Знал я про эту традицию. Все, кто из города возвращался, несли Люське конфеты. Она каким-то образом знала обо всех присутствующих на хуторе и даже о тех, кто был в деревне. Кощей, который долго изучал Люсю, говорил, что у неё в голове что-то типа радара, только вот радиус действия неясен. Он же её и приучил к конфеткам. И Люся считала, что каждый, кто к ней подходит, должен ей их приносить. Без конфет, значит «…ах». Об этом «ах» попозже. Но потом Кощей ей пояснил, что конфеты мы сами не делаем и привозим их извне. Вот теперь Люся их и ждала, ведь её радар точно знал, что я отсутствовал, значит, скоро будут конфеты. Если я заявлюсь без конфет, Люся обидится, разахается и уплывёт. И ни за что больше не будет общаться, пока я не исправлю ошибку. А пообщаться с ней бывает интересно, она слушать умеет.

– Вот возьми, – Василиса протянула мне горсть конфет. – Что бы вы без меня делали. Газеты ты, конечно, тоже не привёз… но тут мне помочь тебе нечем, объяснись уж там как-нибудь с Диней.

Диней теперь Одина звать. Люська эта всех переименовала на свой манер. К одним имена прилипли, к другим нет. По мне Диня лучше, чем Один, не так пафосно…

– Забыл я про этого любителя прессы, только в поезде и вспомнил. Попросил у попутчика газетку и журнал забытый прихватил. Думаю, обойдётся…

– Ну, хоть так. Он последнее время к библиотеке Магистра пристрастился, так что, думаю, несильно расстроится.

Когда нас привезли на хутор, я сразу взялся за ремонт УАЗа. Буханку поставили на капитальный ремонт в сарай в деревне. По всей вероятности это когда-то был хлев. Её всегда туда и раньше ставили. Каждый день я приходил в деревню, а сопровождал меня туда Юзек, который каким-то своим шестым, а может и не шестым, не знаю уж каким по счёту, чувством определял дорогу. Потом он меня научил, но вначале отводил и приходил за мной. Щупленький Юзек мне был не помощник, да и в технике он ничего не смыслил. Поэтому для тяжёлых работ я решил привлечь Одина. Один меня не нервировал, не болтал ни о чём, как Юзек. Он молча сидел, уставившись в газету, и ждал указаний типа «подними, подержи». Я ещё тогда удивлялся его пристрастию к чтению.

– И о чём ты там читаешь, что там интересного?

– Я всё подряд читаю, для меня ничего интересного нет, но я думаю, что этого Второй хочет.

Вот и весь его ответ.

Из сторожки на хутор был проложен кабель, служил он для тревожной кнопки. Если кто-то врывался на территорию деревни, охранник нажимал кнопку и весь хутор был оповещён о нарушении внешнего периметра. Пока я ремонтировал буханку, мы эту кнопку использовали для сообщения Юзеку об окончании работ. Мол, пора за нами идти.

Наконец, все работы были окончены, и мы вызвали Юзека. Он пришёл и, увидев наши чумазые рожи, сказал:

– Вас бы сейчас в озере отмыть… но вам повезло, там Василиса баню затопила.

Эта мысль об озере засела у меня в голове, я ещё там не был, только любовался издали, всё времени не было. А день был жаркий, и я принял решение.

Захватил мыло, полотенце и направился к озеру. Зашёл в воду по колено, поближе к камышам. Везде на дне песочек, вода прозрачная, прямо у берега мальки плавают. Намылился весь, потом голову намылил и лицо… и почувствовал чей-то взгляд, а потом смешок. Я на лицо воды плеснул, глаза протёр и обалдел. В воде, в нескольких метрах от меня, плавала женщина… голая. Волосы длиннющие… за ней как будто шлейф по воде тянулся. У меня же интуиция, или как там про меня Магистр сказал… эмпат я. Чувствую, что никакой мне от неё угрозы нет, вроде интерес просто, любопытство. Нырнула, и нет её. Я уж волноваться стал, не утонула ли? Нет. Вынырнула. Глаза круглые, рот открыла…

– Овый?

Вроде как вопрос задаёт, только я не понял. А она опять:

– Овый?

Тут до меня дошло, что она спрашивает.

– Новый, – говорю. – Новый, недавно здесь. Николай.

– Овый Иколай? – спрашивает эта баба водоплавающая.

Я головой закивал, а сам назад к белью своему отступаю. Думаю хоть полотенцем обернуться. Неудобно перед женщиной… в чём мать родила. А она руку мне протягивает открытой ладонью наружу и опять лопочет:

– Овый Иколай, онфеты…

Я уже на берегу стою, полотенцем обернутый, а она опять:

– Онфеты…

Чувствую, просит что-то, а у меня вообще ничего кроме мыла нет. Ну, я ей так и сказал:

– Ничего у меня кроме мыла нет.

– Ет? – потом фыркнула, отплыла, обернулась опять на меня смотрит, изучающее так…

– Овый ах, Иколай ах, ах, ах.

Чувствую, сердится, но почему-то ахает, мной, что ли, восхищается… Потом нырнула, и я больше её не видел. Я у бережка обмылся, плавать расхотелось, оделся и на хутор.

Мужики после обеда во внутреннем дворике отдыхали. Я сразу их и огорошил. Думал, что огорошил.

– Мужики, там, на озере баба водоплавающая… может русалка даже. Говорит чудно и ахает…