Дмитрий Душинский - Отражение времени

© Дмитрий Душинский, 2022

ISBN 978-5-0056-0708-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отсветы уличных фонарей закидывали маслянистые тени на потолок. Медленно перетекая, они создавали проекцию жизни, расползающуюся по потолку. По углам возникали эфемерные образы, мгновенно оплывавшие в сумраке. Поздняя ночь, начинающая раннее утро, одним словом, время всякого волшебства.

Наблюдая за танцем теней на потолке, она обнаружила некую гармонию. Неторопливо двигаясь, они меняли очертания. Отчасти это движение напоминало замедленное падение листьев, и, подобно листьям в своём хаотичном падении, тени сливались, как листья сливаются с землёй, чтобы стать единым целым. Время, развёрнуто-сжатое, от атома к эонам, более всего походило на патоку.

Прошло миллионы падающих пылинок и тени приобрели форму птицы. Птицы, что смотрела на неё с потолка, и чьи крылья, трепетным взмахами опускаясь по стенам, подхватили её руки. Больше эта птица не была одинока. Став единым целым, они выскользнули за окно, туда, где необъятная темнота бесконечности обретала смысл, пронзаемая отсветами звёзд. Невесомые руки-крылья растворялись во вселенной и одновременно вбирали её в себя всю без остатка. Границы и условности исчезли под лёгкий звон. Что-то неизмеримо значимое, к чему можно стремиться всю жизнь, было рядом. Внутри, снаружи – теперь это не имело никакого значения, оно было нескончаемо близко и являлось конечной и отправной точкой её стремления.

Трепетные взмахи крыльев. Трепетные движения ресниц. Солнечные лучи обрывают незримую связь с птицей, и надломленные крылья опадают тонкими руками на постель.

– Слезай оттуда, плакать, сидя на ветке, вряд ли удобно! – голос был надтреснутый, словно старая пластинка. Раздвинув мешающие листья, она посмотрела вниз. Дядька стоял, задрав голову.

Немного подумав, спустилась и, поправляя платье с бантом, спросила,

– Откуда вам знать, удобно ли плакать, сидя на ветке, и, вообще, кто вы такой?

Потрёпанная армейская куртка, недельная щетина и большой рюкзак за плечами явно не прибавляли шарма. Мужик улыбнулся,

– Ну, обычно юные леди плачут в подушку, либо в любимого плюшевого зверя, заниматься этим сидя на ветке неудобно по причине того, что в любой момент можно брякнуться, а я – наверное, всего лишь человек, случайно оказавшийся в нужное время в нужном месте.

Услышав столь необычную тираду, она расхохоталась,

– И что же привело вас в нужное место? – развела руками, предлагая ему полюбоваться окружающим пейзажем.

Действительно, посмотреть было на что. В некоторых домах в окнах горел свет, на дороге застыли автомобили, троллейбус с открытыми дверями, где-то играла музыка, мигал светофор на перекрёстке. Ветер перекатывал бумажки, можно было увидеть, как возле магазина снуют крысы.

– Отсутствие нужного места в другом месте, – дядька почесал щетину, – А что у вас с крылом?!

Насупившись, она поковыряла носком туфельки газон,

– Ветка… на которой я сидела… это об неё…

Мужик присел на одно колено, скинул рюкзак,

– Меня Лёха звать… идём, беду твою посмотрим…

– Очень приятно, меня зовут Серафима. А вы можете помочь? – чуть застенчиво и с надеждой улыбнулась.

Лёха, протянув руку, подхватил беспомощно лежащее на земле крыло,

– Если больно будет – ты не молчи.

Осторожно начал перебирать пальцами, чуть надавливая. Дойдя до сгиба, попытался расправить, и девчонка ойкнула,

– Да, здесь больно…

Лёха выудил откуда-то мятую пачку «Беломора», закурил.

– Ндаа, плохо дело. Будем лубок ладить, иначе никак. Идти-то можешь?!

– Могу, только надо подтянуть повыше, чтоб по земле не волочилось.

Лёха полез в рюкзак. Покопавшись и погремев чем-то внутри, вытащил кусок верёвки, посмотрел с сомнением и подытожил,

– Не годится, давай-ка мы так сделаем, бант у тебя для красоты всё равно, а мы его к делу и приспособим.

Лёха развязал бант и аккуратно подтянул крыло лентой,

– Вот. И польза, и красота. Ну что, потопали?

Девочка, стоявшая молча и наблюдавшая за манипуляциями, поблагодарила,

– Спасибо! Куда мы пойдём?

– Ну, нам нужна аптека или что-то на неё похожее. Я ж не склад медикаментов, – теперь Лёха развёл руками. Не став мудрствовать, они пошли прямо по улице.

– В том доме, вон там, где три крайних окна на втором этаже, я дружила с девочкой, у неё чудесный маленький щенок. Когда мы громко смеялись, щенок всегда начинал тявкать, и мы смеялись ещё больше… А откуда вы пришли?

Лёха шагал, глядя по сторонам,

– Там нет никого, у кого остались крылья, Серафима… Смотри, кажется, аптека на той стороне…

Они перешли улицу. Лёха открыл дверь, пропуская Серафиму. Было непривычно тихо и безлюдно. Лёха прошёл за прилавок и принялся перебирать лекарства в поисках необходимого. Представляющее интерес ставил на прилавок.

– Вот, основное всё, сейчас придумаю, как зафиксировать и начнём. Хорошо?!

Серафима посмотрела на него огромными глазами,

– Конечно.

Лёха, порыскав в недрах подсобок особо подходящего ничего не нашёл. Пришлось оторвать пару реек. Достав из кармана складной нож, подравнял.

– Ну, начнём?!

Притащив стул, посадил девочку возле прилавка. Бережно взял крыло, положил его на столешницу.

– Смотри, сейчас щипать будет, – честно предупредил и полил рваный край перекисью. Подождав пока отшипит, взял склянку с белым порошком.

– Штрептоцит, – объяснил, держа зубами резиновую пробку.

Серафима закусила губу. Лёха посыпал на рану порошок, наложил марлевый тампон. Разложил рейки, чтобы правильно зафиксировать, и принялся осторожно накладывать бинт. Ушло три упаковки. Лёха чуть отстранился, оглядывая работу. Попробовал руками пошевелить сгиб – держалось хорошо.

– Вот, теперь нормально. Ты как себя чувствуешь?

Серафима сидела чуть бледная, две мокрых дорожки спускались по щекам. Она протянула ладошку и погладила Лёху по небритой щеке.

– Спасибо вам… Мне намного легче… Нужное место обязательно найдётся, даже если все без крыльев. Когда вы вернётесь, в этом городе станет лучше.

Невыносимо скучно. Я сидел и гасил звёзды. После – зажигал их вновь. Хоть какое-то развлечение.

Невообразимое количество самых разных цветов и яркости. Они и притягательно тёплые, и отстранённо холодные. Казалось, не найти двух одинаковых, как не найти и двух одинаковых снежинок. Величина их тоже разнилась от чуть заметных до действительно больших. Невольно возникало сравнение с жемчужинами, рассыпанными на иссиня-чёрном бархате. Мерцающее великолепие затягивало своей бесконечностью, глубина манила.