Элена Джованнетти - Картохин двор

– Масло молодое пусть в подвале пока останется, хорошо? – продолжал он напутствия брату, даже не глядя на него. Смотрел куда-то в сторону, пряча глаза. – Мне его негде держать. Картошка тоже, яблоки… Я постепенно заберу, а пока пусть тут лежит.

Адамо молча кивал. Жить здесь одному со своей семьёй – то, чего он вроде бы хотел, – оказалось не таким уж желанным. Он чувствовал, что что-то пошло не так, что-то рушится с уходом брата. И не знал, что сказать. А Картоха всё говорил, будто нужно было успеть, как в последний раз. Он чувствовал, что больше не вернётся, хоть и не желал верить тяжёлым мыслям.

– Ключ я оставил под нижней ступенькой лестницы. Придёт Роберто – скажи ему. Дров на растопку камина много заготовил. Если ему не нужно, то я тоже заберу понемногу. Он решил? Будет здесь жить?

– Говорит, что будет. Только не знает, когда переедет. Дело у них с сыном в городе, ты же знаешь. Удобнее там жить.

– Как же без ухода? Дому нужна крепкая рука…. Всё же погибнет. Ты будешь…?

– Картоха… Ты сам виноват… Я не люблю гор и лесов, мне бы к морю.… Вот рыбу ловить люблю.

Эва громко всхлипнула и прижала к себе детей. Девочки сидели, притихнув, во все глаза смотрели на отца и дядю. Им было непонятно, почему они должны уезжать из родного дома неизвестно куда и зачем. Картоха махнул рукой, уставившись в землю, и было ему горько.

– Я только хотел, как лучше…. Но лишь бы дом остался в семье. Не отдавай чужим… Так отец завещал.

Запрыгнул лихо в телегу, подобрал вожжи, хлестнул до боли лошадь и тронулся. Я смотрел, как уходит со двора Картоха, и не мог его остановить. Он не слышал стонов в порывах ветра, он не заметил, что птицы перестали петь в ветвях олеандра у въезда. Он даже не обернулся напоследок…

С силой захлопнулась вековая дубовая дверь, да так крепко, что замки заклинило. Потом её будут открывать отмычками и оставят следы. У Картохи же только дёрнулись от резкого звука плечи, но, стиснув зубы, он прибавил ходу.

«Хорошо, что идёт дождь…», подумал он и вытер рукавом лицо.

Тогда во дворе началась долгая, долгая зима… Роберто так и не смог снова привыкнуть к деревенской жизни, да и не было у него интереса к крестьянской тяжёлой работе. Всё норовил уехать в город. Через год с небольшим он оставил отцовский дом, и его половина так и осталась стоять закрытой на долгие годы.

Тишина воцарилась в тех комнатах. Под крышей селились голуби, ветер расшатал ставни и бил нещадно стёкла. Адамо было всё равно, что творится с чужой частью дома. Они с Эдвигой и Убальдо жили закрыто, нелюдимо. Адамо работал в порту на побережье, ходил с рыболовецкими судами. Пропадал в море по нескольку дней. Эдвига была хорошим поваром и, несмотря на её дурной характер, к ней иногда обращались местные жители с заказами на праздничные обеды. Она держала курятник и поросят, и нехитрое хозяйство занимало её дни. За садом и огородом она ухаживала, спустя рукава, и большое имение постепенно начало приходить в упадок. Роберто первое время ещё приезжал иногда, Джузеппе приходил работать на земле. Но разве можно сравнить редкие наезды с жизнью в доме? Ни смеха, ни радости. Здесь больше не было души.

Картоха сильно сдал зимой после переезда. Осунулся, поседел, потерял свой лёгкий нрав. Больше молчал о прошлом. Вспоминал, как начинал весенние работы с верхних уступов, и постепенно, деревце за деревцем, спускался вниз, к огороду. Для него было особым ритуалом работать по кругу, сверху вниз. Он считал, что так он обнимает любовью всю свою землю, выражает её через усталость от забот. От окраин к сердцу, ко мне. Закончив убирать лишние ветви последнего дерева и вскопав до последнего метра грядки, он прислонялся спиной к моим стенам, и я слышал его ровный пульс. Он был счастлив, глядя на результат проделанной работы. Он сидел на железном стуле с гнутыми ножками, а над маленьким круглым столиком рядом вился аромат мятного чая из кружки. И не было у него ни мечт, ни желаний, ему хотелось сидеть здесь до скончания веков и смотреть на верхушки оливок и картошки цвет.

Но то было раньше. Та простая, безмятежная жизнь для него закончилась холодным декабрьским днём. Новой весной Картоха пришёл ко мне с ещё теплящейся надеждой. Он хотел постричь оливки, подготовить землю к посеву овощей. Людские невзгоды не влияют на природу. Весна предлагает свет и тепло, а осень не станет ждать, пока у крестьянина пройдёт его печаль. Он понимал, что работать нужно, и что теперь у него прибавится забот – возле нового дома тоже был небольшой участок, который можно возделывать. Крестьяне живут с земли…. Но руки не слушались, а ноги не держали. Он бродил по двору и саду, не зная, с чего начать. Взял секатор, поднялся на верхний уступ. Да там и остался сидеть и смотреть на меня больными глазами. Что-то изменилось в его душе, он больше не хотел, не стремился, не радовался ни мне, ни двору, ни оливкам. «Больше не хочу, я всё потерял…», как заведённый повторял он одни и те же мысли. И все оставшиеся годы Картоха работал из чувства долга и насущной необходимости, а не по зову души. Похоронили его на кладбище при церкви, на холме с другого края деревни. Оттуда видна моя крыша и верхушка ели у крыльца. На той стороне заходит солнце…

Так продолжалось лет тридцать или около того. Не помню, я редко просыпался тогда. В восьмидесятых Роберто умер от рака, а вслед за ним ушла и жена. Единственный сын, Мирко, принял наследство, но тоже не захотел жить в моих стенах – его молодая жизнь давно была в городе, зачем ему старьё? Он неплохо зарабатывал и предложил дяде выкупить его долю собственности, чтобы потом всё продать. Или отремонтировать и… Он не решил. Может, сделать мини-отель и сдавать комнаты туристам. У Мирко всегда было много коммерческих планов на жизнь, и многое ему удавалось. Бонвиван…

Однажды Мирко приехал с предложением выкупить дом на разговор к дяде. Но Адамо, узнав о настрое племянника, сказал, что дом предков должен остаться в семье. Так они с братьями решили, потому и не продали часть Картохи кому попало. И не согласился. Они сидели на кухне возле пылающего камина и пытались договориться. Разговор не клеился, каждый стоял на своём. Мирко не любил дядю, отношения у них всегда были натянутыми. Но помнил о том, что ему придётся как-то с ним договариваться. Загвоздка была ещё и в том, что Адамо и Марко – далеко не единственные наследники.

– Помнишь, что некоторые твои тёти и дяди уехали в Америку в своё время? – вкрадчиво произнёс Адамо. – Так у них дети родились, а у кого и внуки уже. И все они – тоже наследники. Собственность разделилась на множество частей, кто знает, на сколько…. У меня практически ни с кем нет связи. Но ты, если уж так хочешь… сыщи всех, попроси отдать тебе их долю – и я перепишу свою на тебя. Куплю домик у моря, скоротаю там свои дни. Надоело мотаться туда-сюда…