Диана Ольшанская - Изумрудная Марта

Мира усердно трудилась, разучивала гаммы, этюды, сонаты и делала большие успехи, пройдя трехлетнюю программу за год. Для выпускного концерта педагог предложила ей разучить Элегию. Мира, послушав ее, как обычно они это делали с каждым новым произведением, поняла, что хочет играть именно ее и ничто другое. Эта необыкновенная Элегия выражала всю боль Миры, все ее волнения и переживания, она была наполнена ее лучшими книжными фантазиями. Мира играла ее каждый день, занимаясь усердно, как никогда прежде. Возможно, в первый раз в жизни ей захотелось рассказать всему свету о том, как ей больно, и она могла это сделать с помощью музыкального произведения. В последние дни перед концертом Мира самозабвенно проигрывала Элегию в актовом зале, где и предстояло выступать. Педагог говорила, что к инструменту необходимо привыкнуть, а Мира была уверена, что и инструмент должен привыкнуть к играющему. Она приходила к нему каждый день, гладила его и делилась мечтой с его помощью поведать миру свою историю; она уже представляла, как наконец-то говорит с людьми и те ее понимают, а быть может, кто-то услышит крик ее души и спасет…

До выступления оставалась неделя. Мира вернулась домой, встретила знакомый взгляд отца, означавший неминуемое наказание, и впервые почувствовала, что у нее появились силы противостоять. Отец начал вынимать ремень, мама ушла на кухню, а Мира попыталась объяснить отцу, что согласно графику ее занятий она не опоздала ни на минуту. Тогда впервые в жизни он не стал ее пороть, но ударил по пояснице с такой силой, что Мира еще несколько месяцев ходила под себя как маленькая. Благо учебный год закончился, и ей не пришлось позориться.

Мира так и не сыграла на выпускном концерте свою Элегию, которая, как ей казалось, может ее спасти. Не сыграла даже не потому, что опасалась недержания (она готова была сутками ничего не пить, лишь бы исключить конфуз, и даже специально тренировалась). Накануне концерта Мира снова в чем-то провинилась, и отец снова не стал ее пороть, а заставил сделать триста приседаний. Наутро она не могла дойти даже до туалета.

– Ну что? На концерт-то свой идешь? А то опоздаешь. Хочешь, я провожу? Мать возьмем да и пойдем всей семьей, школа вон близко. Не каждый день дочь может показать себя на сцене, так ведь, мать? Сколько ты бренчала эту Элегию, а? И теперь всем надо показать, что ты там за год набренчала? Разве так я тебя воспитывал? Вот пойдешь работать, будешь год копить деньги и купишь мне машину. А то, что ты год пробренчала выставлять напоказ!? Н-е-е-т, я не дам себя позорить! Не дам! – крикнул он, уходя в спальню, где уже скрипнула дверка шкафа, на которой висели ремни.

Со временем непроизвольное мочеиспускание прошло, но порки продолжались. Даже когда Мира повзрослела, получила образование и стала работать школьным библиотекарем, отец продолжал наказывать ее за проступки, все чаще выдуманные: «Не так посмотрела, не тем тоном ответила». Любой повод использовался для ее же блага . Видя знакомый взгляд отца, полный желания воспитать женскую покорность , она не сопротивлялась, а молча оголяла зад, ложилась на его колени и беззвучно плакала от хлестких ударов. Мира давно усвоила: ни в коем случае нельзя плакать и вообще проявлять эмоции. Это делало отца еще более жестоким.

Когда-то Мира услышала разговор между мамой и бабушкой – матерью отца. Бабушка рассуждала «о той последней капле», которая окончательно перевернула сознание ее сына и сделала таким, каким он стал. «Ты не думай, милая, никто не виноват, просто времена были тяжелые, а голод многое прощает…» – говорила бабушка, рассказывая о послевоенных годах, когда еды не хватало, выдавали по граммам на человека. В семье росло трое детей, отец Миры был старшим. Прокормить их было очень сложно, но бабушка старалась как могла. Причем еда должна была быть вкусной, потому что муж ненавидел пресную пищу. И в зависимости от его настроения она удостаивалась либо скупого «Молодец», либо: «Кто тебя учил так стряпать? Мать твоя потаскуха оставила тебя с бабкой и сбежала к другому. Понятное дело – дочь шлюхи кухаркой стать не сможет. Угораздило же меня на тебе жениться!»

Правда состояла в том, что бабушкина мать не была шлюхой: она вышла замуж по любви, но спустя год после трагической кончины мужа не смогла жить в доме свекрови, ужасной, невероятно властной женщины, а дочь оставила на ее попечение. Свекровь так и не полюбила внучку за проступок невестки: «Кто может бросить собственного ребенка? Только шлюха!» – назидательно повторяла она ей всю жизнь. Но, не смотря на все невзгоды, бабушка Миры не озлобилась, а выросла нежной и ранимой, любила детей и потому решила стать педагогом. Кто бы мог подумать, что именно призвание приговорит ее к пожизненным мучениям…

С мужем они познакомились там, куда она приехала по распределению после пединститута. Мечта многих девочек и светлая жизнь впереди: волевой, работящий мужчина, немного старше начал за ней ухаживать, но спустя некоторое время изнасиловал. Она забеременела. В те времена, чтобы избежать позора, ничего другого не оставалось, кроме как выйти за него замуж. Она надеялась, что после декретного отпуска устроится на работу и уйдет от этого деспота. Но только подходило время, как она снова оказывалась беременной, пока не родились все трое, и она уже никуда не могла уйти. Да и как? Он нашел бы ее и убил – она это точно знала. Самым показательным стал случай, когда она была беременна уже младшенькой. Собираясь на работу, он спросил:

– Завернула мне бутерброды?

– Не успела…

Он набросился на нее, стал бить кулаком по лицу, по груди, а она умоляла: «Только не по животу, только не по животу…». Он внял ее мольбам, но не из сострадания: «Я не буду растить калеку – проще утопить». По животу бить не стал, но изуродовал так, что она месяц не могла выйти на работу, а там уже и роды подошли, хоть и раньше срока, но, слава богу, родилась нормальная девочка.

Они жили в доме на окраине города. Однажды муж принес щенка, и дети выбежали во двор: «Отец принес нам подарок!» Настоящего друга, с которым можно играть, обучать приносить палку и выполнять другие команды. Но отец привязал его во дворе и запретил подходить: «Пса мне не портить! Кто его тронет, сам сядет на цепь!» Он стал регулярно «воспитывать» щенка палкой и другими изощренными способами, делая его все более злобным. И все это время соседи жаловались на ужасный визг и лай несчастного животного. Дети стали бояться пса, потому что он отчаянно лаял на них и норовил сорваться с цепи. Смирным становился только при виде отца, а на маму не лаял, но злобно рычал – и то лишь потому, что она его кормила. Если раньше в отсутствие отца к ним во двор приходили поиграть соседские дети, то теперь все обходили их дом стороной. Ему даже не посмели дать кличку. «Пес – он и есть пес», – припечатал отец.