Диана Ольшанская - Изумрудная Марта

Зима в тот год выдалась почти суровой, что случалось раз в столетие, и длилась дольше обычного. Как правило, в начале марта уже зацветали подснежники, но сейчас весна где-то задержалась, неторопливо готовясь к своему выходу. И город замер в ожидании любимого праздника. Его отмечали дарением друг другу подснежников. Но никто не срывал их и даже не выращивал на продажу. Люди сами их плели, шили, рисовали, лепили, вырезали из бумаги, скручивали из салфеток, отдавая дань традиции.

Марта родилась в чудесный день, когда появились первые подснежники и наконец наступила весна. «Конечно, Марта! Кто же еще?» – умилялся весь роддом.

Мира бесконечно радовалась подарку судьбы. Монограмма «МММ», которая Марку тоже нравилась, получила обновление. Появился союз трех «М», в который Мира поверила всем сердцем. Марта, Мира, Марк.

Марк зашел в палату. Мира была обессилена, но, улыбаясь, произнесла:

– У нас дочь…

– И такая красавица! – с восхищением произнесла медсестра, передавая ему в руки младенца.

Взглянув на дочь, Марк удивился: на него смотрели глаза его матери. Большие, зеленые, почти его глаза, только с вкраплениями желтых пятнышек на радужке, напоминающие звездочки.

– Какие-то космические глаза, – сказал он и улыбнулся. – Ну, привет, Марта. Мы тебя ждали.

Медсестры демонстрировали ее как эталонного ребенка, девочку с огромными изумрудными глазами и белоснежной кожей. Здоровая, без единого изъяна, она сама была похожа на подснежник, обожаемый всеми символ города. Была, пожалуй, лишь одна странность – взгляд, слишком проникновенный и осознанный для новорожденной, почти пугающий.

Со временем Марк стал участвовать в быту, с удовольствием помогал Мире, и вообще проявился как очень отзывчивый человек. Без долгих раздумий он откликался на просьбы и делал все, что было в его силах, как для близких, так и для малознакомых людей.

В выходные он посвящал чтению все свободное время – за исключением тех дней, когда они всей семьей навещали его мать в пригороде. Мира была не против, да и Марта любила бывать в доме Бабули. Особенно ей нравился сад, где она могла часами возиться в траве, играть с жучками и где висел большой цветной гамак, похожий на свернувшуюся радугу, – уютное полотно, в котором можно было лежать и смотреть на проплывающие облака, слушая шелест окружающего леса. Гамак висел на Виноградной арке – металлическом каркасе, увитом диким виноградом. Солнце всегда покрывало бликами это зеленое пространство, и Марта проводила там по многу часов. В младенчестве ее укачивали в этом гамаке, а став постарше, она сама заворачивалась в него как в кокон, оставляя непокрытой только голову, тожественно провозглашая: «Я – гусеничка!»

Марк раскачивал эту колыбель, отчего глаза дочери светились счастьем, и, все еще не выговаривая букву «р», она кричала в восторге на весь сад:

– Мама, я навейху! Я высоко! Я – с папой! Смотйи! – Бралась руками за края и махала большими радужными крыльями гамака: – Я уже бабочка!

– Будь осторожна, моя птичка! – отвечала ей Мира.

– Держись крепче, гусеничка, – улыбался Марк.

Пожалуй, это было одно из самых серьезных разногласий за все время их совместной жизни: Мира называла Марту «птичкой», а Марк – «гусеничкой», что, по мнению Миры, противоречило самой природе.

– Птичка ест гусеничку! – возмущалась она.

– Хорошо, Мира. Не шуми, – примирительно отвечал ей Марк.

Все же они были взрослыми интеллигентными людьми, которые всегда могли договориться.

Когда они приезжали в дом Бабули, Марта со всех ног неслась к ней и, падая в объятья, произносила: «Скучилась?» На что Бабуля, ставя ее обратно на ноги, произносила:

– Соблаговоли для начала поздороваться. Где твой реверанс?

Марта очень любила эту игру, тут же хватала полы платья и, игриво улыбаясь, склонялась перед Бабулей. И хоть та улыбчивой не была, Марте было достаточно блеска в ее глазах и ответного кивка.

– Хорошо, а теперь представься. Как тебя зовут?

– Майта!

– Скажи: Марта. Ррррррр…

– Йййййййййй…

Бабуля была недовольна, но Марту это не смущало.

– Мойно я пойду туда? – показывала Марта в сторону столовой, где в хрустальной вазочке всегда лежали ее любимые леденцы.

– А вежливость? Что я тебе говорила? О чем для начала можно завести нейтральный разговор с человеком?

– Сегодня дойдик! – бойко отвечала Марта.

– Нет, сегодня как раз солнце, и не надо так кричать. Пожалуйста, будь сдержаннее. Ты же не в деревне!

Но Марта уже неслась к обеденному столу, на котором, как правило, лежали ее любимые леденцы, и кричала оттуда что было сил:

– Мойно сосалку?

А Бабуля закатывала глаза, будто ее пронзала боль.

– Сколько раз тебе говорить, Марта? Нет такого слова «сосалка»! Есть мон-пан-сье!

Пока Марта с наслаждением посасывала конфетку, она честно пыталась произнести это странное слово, которое совсем не было похоже на вкусный леденец. Зато когда у нее получилось, она стала так называть бабушку – Бабуля Монпансье, уверенная в том, что это не иначе как титул высокопоставленной персоны, ведь Бабуля именно такая.

Но Марта не спешила учить правильные слова и фразы. Вместо «Я тебя люблю» она говорила «Я тебя лю-лю» и с утра до вечера напевала всему, что ее окружало, даже цветочкам на обоях и кухонным ножам: «Я тебя лю-лю-ю-ю…». И при этом расхаживала по дому, натянув на голову колготки, потому что так создавалась видимость длинных кос, о которых Марта мечтала.

Швабда – свадьба, чипихаха – черепаха, лякака – лошадка, черливый – червивый, жукашки – объединенные букашки и жуки: у Марты был свой словарь, который хорошо знали родители и которому умилялись другие взрослые. Марта любила повторять разные фразы, чаще всего не понимая их смысл, зато в точности передавая интонацию, с которой их произносили. Выглядело это довольно странно: милая девочка менялась в лице, глаза «стекленели», и она, например, произносила: «Я сказал, денег нет! Что ты хочешь?!» Однажды Марта взмолилась: «Не надо! Прошу, не надо!» – а через мгновение как ни в чем не бывало продолжала играть. «Она эти фразы просто поет», – со знанием дела говорила Бабуля, которая всю жизнь пела романсы.

Марта никогда не могла или не хотела объяснить, где услышала то или иное выражение. Марк был уверен, что по большей части дочь их выдумывает, однако у Миры не было сомнений, откуда они брались. Она поняла это после очередной поездки к своим родителям. Отец, дав оплеуху маме, обычно приговаривал: «Вот тебе!» Марта произнесла слово «Вот» как «Вад», и, сказанная много раз подряд, эта фраза превратилась в указание: «Тебе – в ад!»

Услышав это, Бабуля вздрогнула: