Михаил Зарубин - Журавли. Рассказы

– До свидания, – шептала мама. – Возвращайтесь поскорей, родные…

Слов не было слышно, но губы ее еще шевелились, что-то шептали. Молитву, догадался Мишка, когда увидел, как мать широким крестным знамением осеняет журавлиный клин.

Распластав сильные крылья, птицы летели прямо на солнце. Казалось, в этом стремительном порыве они хотят окружить его своей мощной живой цепью и притянуть, приблизить к остывающей земле, чтобы солнце согрело и поля, и реки, и леса. Чтобы в родном краю навсегда установилось лето, и больше не нужно было журавлям ни улетать, ни возвращаться.

Зима в тот год выдалась лютой. По утрам морозный туман сплошь накрывал землю, окутывал густой пеленой деревенские избы, так что в нескольких шагах не видно было стен даже собственной избы. В семье Карнауховых к этой скверной погоде добавилась еще одна беда – голодуха. Бывали дни, когда на ужин, кроме чая, не было совсем ничего. Тогда Анна брала немного муки и готовила затирку на воде.

Еда была главной проблемой Анны. Но женщина как-то изворачивалась, обращалась с просьбами в правление, чем-то помогали соседи. Голод являлся следствием неурожая. Летнее нещадное солнце выжгло все в огороде. Картошка, что всегда была основным продуктом, не уродилась, накопали мелочь, такой в прошлом году кормили скот. Капусту, которую обычно квасили по две кадки на зиму, сожрала и потоптала корова – забыли закрыть калитку. Немного огурцов, моркови, свеклы, брюквы и репы – вот и весь урожай с огорода. Заготовка ягод и грибов тоже не ахти какая. В лесу стояла сушь, ягодные завязи засохли еще в расцвете. Деревенские мужики ездили на дальние болота, но куда Анне за ними угнаться со своей ребятней.

Муж Степан пришел с фронта калекой, умер два года назад. Случилась беда с ним на конном дворе, кровь пошла горлом, спасти не смогли. Врачи сказали, что осколки внутри него пришли в движение. Вот и осталась Анна с двумя дочерьми и маленьким сыном. Вся тяжесть семейных забот легла на плечи сорокалетней, с волосами цвета пшеницы, голубоглазой женщины, не замечавшей своей необыкновенной красоты.

От других крестьянок Анна отличалась белизной своего лица. Это была даже не белизна, не бледность – это было сияние. Так сияют в весеннем поднебесье крылья журавлей или в осеннем ночном небе далекие созвездия. Красота ее была несомненной, непререкаемой, не вызывающей соперничества и пересудов. В свои сорок с небольшим лет она была стройна и грациозна. Откуда у деревенской женщины, занимающейся тяжелым физическим трудом, была эта небесная грация? Грация печальной трепетной птицы. Легкая, летящая походка казалась врожденной, она не шагала по земле, как все остальные крестьянки ее возраста, а как будто скользила, касаясь поверхности только кончиком ступни. Так сказочная царевна-лебедь скользит по глади вод. Женщину не утяжеляли ни грубые сапоги, ни стеганая телогрейка, которая в стремительном движении распахивалась, и полы ее, как крылья, трепетали на встречном ветру. Взгляд голубых глаз был добрым и каким-то беспомощным. Даже когда она произносила резкие слова, выражение лица благодаря глазам не становилось злым или отталкивающим. В голосе не было ноток крикливости, похожих на воронье карканье, что так часто можно было услышать от деревенских женщин.

Анна никогда не вступала в женские перепалки. Часто ее беспокоили какие-то думы, это было видно по лицу, но она никогда не рассказывала о них.

Все, что ни надевала, сидело на ней ладно. Ситцевое платье, схваченное на талии тонким пояском, платок, завязанный на голове не совсем так, как у других, и даже стеганая телогрейка, какие носили в деревне все, выглядели на ней элегантно. Держалась она всегда просто и искренне, но с достоинством, никому не позволяла себя унижать.

Она казалась ангелом, существом из другого мира, космической бурей занесенным в таежную глухомань.

Работала Анна дояркой в колхозе – работа тяжелая и малооплачиваемая. При этом домашних дел было пруд пруди, вставала она рано, ложилась поздно. Однако при такой каторжной работе богаче Анна не становилась. Платили зерном. В соседнем селе была мельница, Анна решила вопрос с помолом, поэтому раз в неделю пекла хлеб. Распределялся он строго, по ломтю в день на каждого. Две дочери, погодки, что родились перед войной, учились в школе. Они помогали матери, как могли, а сыночек Мишка, зачатый в радостный сорок пятый, входил в жизнь тяжело, постоянно болел, с ним всегда приключались беды. Несколько раз он находился между жизнью и смертью. А недавно, пытаясь отобрать у сестер печеную картофелину, упал на раскаленную чугунную печку и обжег всю левую половину своего маленького тела.

Анна три километра несла его на руках в сельскую больницу. Врачи, увидев рану, только развели руками. Что помогло Мишке выжить: молитва ли матери, его желание жить, грамотные действия врачей, – неизвестно. Наверное, все вместе.

Сколько всего испытал Мишка, знали двое – он и мать.

Сейчас его уже выписали, он находился дома. Морозными зимними днями Мишка лежал на теплой русской печке, ожидая возвращения своих сестер и матери. В один из таких дней резко распахнулась дверь избы, ворвались в дом клубы морозного воздуха, и раздался голос дяди Вани, младшего брата матери.

– Гостей здесь принимают?

Мишка, отдернув занавеску, радостно слетел с печки.

– Принимают, принимают, дядя Ваня! – закричал он, прыгая в объятия высокого красивого мужчины.

– А где постояльцы, Мишка?

– У нас нет постояльцев, мы одни живем.

– Я про них и спрашиваю, про сестер и маму.

– Мама на ферме, а Капка с Милкой в школе.

– Значит, ты один хозяйничаешь?

– Мы с котом лежим на печке, мама говорит – кости греем.

– На печке хорошо. Вот Илья Муромец, был такой русский богатырь, тридцать три года на печи лежал.

– Как это, дядя Ваня? Неужели столько можно лежать?

– Эх, Мишка, совсем ты, брат, сказок-былин русских не знаешь… Ну ничего, в школу пойдешь, читать станешь, всему научишься.

– Ну, если это сказка, тогда понятно. И сказки мне мама читала, у нас и книжка была – русские народные сказки.

– Давай я, Мишка, коня распрягу и в стойло поставлю, и гостинцы домой занесу.

Каждый приезд Ивана был праздником для детей. Жил он на устье Илима, а там рукой подать до Ангары, поэтому рыбалка была повседневным занятием местных жителей. А рыба в Ангаре водилась – ни чета илимской. Частенько в сети попадалась стерлядка, иногда и таймень запутывался.

Дядя Иван был хорошим рыбаком и охотником, поэтому в трудные послевоенные годы его семье жилось полегче, чем соседям.