Пулатов Ф.Ф. - Правдивая История – Лживыми Словами

Сильный и резкий порыв ветра толчком в спину указал мне и таким же неуверенным пешеходам нужное направление. Главная дорога разделялась на несколько дорожек, но все они вели в парк, так что я пошел в потоке людей.

Особое внимание привлекали люди с седыми волосами: когда главная дорога уходила вправо или влево, они замедляли шаг, уступая путь более быстрым пешеходам, а если нужно было свернуть с центральной аллеи, они подавали знак правой или левой рукой в зависимости от того, в какую сторону они направлялись.

Узкие, но многочисленные тропинки давали простор флоре этого парка, а она здесь была представлена в самом роскошном виде: повсюду была высажена газонная трава, она уже успела обрести свой оригинально-зеленый цвет, среди нее протискивались небольшими кучками сорняки вперемежку с желтыми лютиками. Молодые деревья с тонкими стволами и веточками еще не успели достаточно окрепнуть, чтобы противостоять сильному ветру, зато высокие и мощные деревья служили парку на все сто процентов, закрывая всех его обитателей и от непогоды, и от палящих лучей солнца.

Ноги принесли меня к решетчатому забору с острыми пиками на концах и с калиткой посередине, за которым находилась остановка общественного транспорта с большим скоплением народа. Туда сегодня мои глаза не хотели смотреть, так что они задали оборот на 180 градусов – лучше побродить здесь.

К сожалению, по пути мне не встретилось ни одного магазинчика или хотя бы ларька, вместо этого парк был усеян синими лавочками вдоль асфальтированных дорожек.

Наконец из пустого блуждания прогулка превратилась в осмотр ближайших окрестностей – так по крайней мере я чувствовал себя нужным, занятым хоть каким-то делом, пусть даже самым пустяковым. Те самые синие лавочки, которые заполонили весь парк, теперь были заняты людьми. Я двигался медленно и рассматривал почти каждого из них: такое сходство между ними не могло меня не поразить – мало того что неизменно в компании сидел один, на котором были тапочки «миллионник» (так называли тапочки в больнице), так еще и остальные были все как один с пакетами в руках. Судя по размеру, в тех пакетах находилось то, без чего современный человек не смог бы прожить и дня, – еда. Все они, окружив больного, по очереди что-то у него спрашивали. А самое поразительное – это выражения лиц: все будто шли на фильм ужасов, а он оказался комедией. Все их опасения так легко читались на их лицах, нахмуренные брови показывали легкий испуг, который нельзя было спрятать за улыбкой. Наворачивая первый круг по парку, я уже собирался заходить на второй, как вдруг откуда ни возьмись – Камила. Чуть впереди нее шел мужчина среднего возраста, может, даже моложе. Спустя секунду до меня дошла картинка целиком – это был мой отец. Странное чувство пробрало меня: где-то в области сердца все наполнилось теплом, будто солнечный свет попал туда и застрял между ребрами. Меня грело это чувство, словно я стоял под лучами солнца. Знаю точно, многие сыновья отцов называют по имени, возможно, даже с добавлением отчества. Также точно понимаю, что многие называют просто на ты. Я же отца называл на Вы сколько себя помню, он мне был всегда «Вы». Но все же представлю отца всем, кто читает эту историю. Все незнакомые и малознакомые зовут его Фирдавс, его дети (мои сестры и я) обращаются к нему на Вы, а для моей мамы он из любящего мужа, к большому сожалению, стал тоже Фирдавсом. Он выглядел таким, каким я его помнил, только, может, несколько седых волос появилось.

Девушка, которую я хорошо помнил как девочку, приобрела совершено другой облик: на смену юношеский неуверенности пришла утонченная грациозность, ее взгляд многим мог показаться отстраненным, но я придерживался мнения, что Камила чересчур сосредоточенна – ведь это и есть главная особенность грации. Камила!

Отец шел чуть впереди, как это принято, и спокойно что-то рассказывал, синхронно жестикулируя. Камила шла послушно за его плечом и спокойно внимала отцу – картина, мне привычная, приближалась. Я уже ожидал их в точке пересечения, они, не обращая внимания на весь внешний хаос, продолжали свой семейный спектакль, а я в этот момент все никак не мог на них насмотреться. Отец был по обыкновению в идеально выглаженном. Сколько у меня хватает памяти, он всегда носил вещи так, словно он украшал их, а не они его. Мой громкий оклик прервал их общение, и оба посмотрели по сторонам, пока наши взгляды не встретились. Мы поспешили друг к другу. Первым делом я крепко обнял отца, будто маленький котенок, заблудившись на просторной улице, я искал защиты, я прижался к отцовской груди и с минуту слушал, как ритмично бьется его сердце. Открыв глаза, я поднял голову и увидел на его лице смущение, а затем и почувствовал его. Отец не церемонясь перехватил инициативу и начал, как это полагается в здешних местах, спрашивать про мое здоровье, я не стал упоминать плохую сторону моего самочувствия, начал я с того, как мне хорошо, ничего не болит и вообще будто заново родился. И я не слукавил, ведь я и вправду чувствовал себя хорошо, я просто недоговаривал, в каком дурном расположении духа я нахожусь, когда остаюсь один. Мы решили подняться ко мне в палату, так как ветер на улице усиливался. Возле лифта было столпотворение, на мое предложение подняться пешком Камила прищурила глаза, а отец уже искал выход к лестнице. Пока мы преодолевали первые этажи, Камила задала мне ряд привычных вопросов, на которые я дал такие же привычные ответы. В коридоре, возле стола медсестры, скучились больные, и в комнату отдыха также пробралась дневная суета, казалось, будто мы не в больнице, а в головном офисе Google, только вместо инженеров были пенсионеры, вместо мозгового штурма – легкий старческий пердеж.

На полпути я обернулся, чтобы убедиться, что спутники идут за мною, и увидел хищное выражение отцовских глаз. Его малозаметная улыбка пропала совсем, а голос стал немного грубее. Что так смутило моего отца, для меня осталось загадкой.

В палате Родион ушел с головой, в прямом смысле этого слова, в газету. Большой разворот заслонил ту часть тела, которая и дает представление о человеке. Только худые ноги, закрытые штанинами по щиколотку, остались на виду. Войдя первым, я придерживал двери, уступив дорогу Камиле и Фирдавсу. Они поздоровались с Родионом, тот в ответ, не отрываясь от газеты, коротко буркнул «добрый» и продолжил читать. Знаком руки я предложил своим гостям присесть на мою кровать, сам же примостился напротив них на диване. В комнате явно чувствовалась неловкость, не понимаю, откуда ей только тут было взяться.

– А туалет у вас где? – оглядывая комнату, спросил Фирдавс.

– За дверью справа, – я указал направление, думая, что отец хочет по нужде, оказалось, из чистого любопытства.