Сергей Семипядный - Залечь на дно в Тагиле, или «В глаза смотреть!»

– А-а, молодой человек! – воскликнул Георгий Павлович. – Не жалуете вы наш мир, не жалуете. А ведь я на вас рассчитывал.

Дан, и без того пребывающий в состоянии, близком к полуобморочному, окончательно впал в ступор.

– Чердак – это здорово, – после паузы доверительным голосом произнёс старик. – У меня у самого в детстве был оборудованный для автономного существования чердак. Но… пришлось расстаться с ним. Цирковое училище, далее – везде. Догадался, зачем ты мне нужен?

Дан еле приметно дёрнул головой. Не догадался, то есть. Он и о том, что «нужен», не успел сообразить.

– Тебя как звать? – спросил Георгий Павлович.

– Дан… я, – вымолвил Дан.

– А, да. Мне же говорили, – взмахнул рукой старик. – Даня. Ну да, Даня. Ты ведь уже знаком с Карлосом? Он – четвероногий и потому… Да ты понимаешь, о чём я. Так ведь?

Дан слабо кивнул.

– Ну вот. А у меня сейчас новое увлечение. Типа, хобби. – Георгий Павлович многозначительно помолчал. – Догадался уже? Я же пенсионер. Поликлиники, больнички, анализы, кардиограммы, таблетки, естественно, в немереных количествах по восемь с половиной штук в сутки. Это всё, я тебе скажу, до добра не доводит и ведёт на кладбище.

Дан испуганно округлил глаза и даже отступил чуть назад. Тема ухода стариков из жизни уже звучала в речах его бабушки неоднократно. Но, однако, не так отчётливо, размыто несколько и отвлечённо.

Георгий Павлович улыбнулся и продолжил:

– А Карлос и вообще-то не переносит одиночества. Среди людей всю жизнь.

– Вы хотите умереть и оставить Карлоса мне? – проговорил Дан взволнованно, и в голосе его прозвучала целая гамма чувств вплоть до невольной радости.

Старик сморщил немолодое лицо и дёрнул головой.

– Нет, умереть не очень хочу. Да и опеки подобного рода над моим приятелем никто не допустит. Ты же несовершеннолетний. Более того – малолетка. Давно ли из памперсов вырос?

– Давно, – выговорил Дан и впервые за весь разговор довольно-таки открыто посмотрел в глаза собеседнику. – Мне одиннадцать.

Старик удовлетворённо кивнул.

– Ладно, скажу Карлосу, что ты согласен. Утром нормально поднимаешься?

– Да.

– Всё, сговорились. К семи подходи.

Сосед ушёл, а Дан ещё некоторое время стоял, молча радуясь открывающимся перспективам. Сначала радуясь, потом радуясь и волнуясь одновременно, а затем – просто сильно волнуясь. В конце концов, Дан до такой степени разволновался, что даже бабушка, усаживающая его ужинать, на секунду замерла и с подозрением посмотрела на внука.

– Заболел? Вид твой меня смущает. Признавайся! – Лицо бабушки стало максимально строгим, даже чуть-чуть зверским. – Вот только попробуй у меня заболеть! Говорила им: закаливайте ребёнка, к правильной еде приучайте – нет, он у нас, видите ли, не такой, как все. А теперь что? Воспитывать надо, как раньше говорили, когда поперёк лавки. Да только кому? Один сбежал, вторая… Ну, с этой я сама маху дала.

Ворчание бабушки мешало Дану сосредоточиться, поэтому он постарался съесть полностью все три сырника, уложенные на его тарелку, и в несколько глотков расправиться с кислющим клюквенным морсом. Теперь оставалось лишь максимально скоро, с минимальными потерями покинуть кухню.

– Спасибо, бабушка, – отчётливо выговорил Дан, затем поднялся из-за стола и, быстро переставляя ноги, попятился к выходу.

– Наелся? Точно? – насторожилась бабушка.

– Да, – сказал Дан, а затем дважды, добавляя уверенности в голос, повторил: – Да. Да! – И выскочил из кухни.

– Стой! – крикнула бабушка, и Дан вынужден был вернуться. – Тут хипстер этот, ну, Георгий Палыч, собирался просить тебя за осликом своим присмотреть, так я отказала.

– Отказала? – удивился Дан.

– Он же наглец! – Хельга Михайловна ткнула пальцем в сторону окна.

– Кто?

– А оба.

– Нет, – возразил Дан.

Бабушка раздражённо взмахнула рукой и отвернулась.

– Ну да у вас, Грозушкиных, на всё своё мнение. Иди!

– А я согласился, – сказал Дан.

– Что?

– Присмотреть.

Бабушка, переполненная возмущением, по её мнению, наверняка праведным, не сразу нашлась, что сказать, и Дан благополучно покинул кухню.

Следующим утром, без четверти семь, Дан уже стоял у соседской калитки. Войти? А вдруг ещё не встали? Дан на собственном опыте знал, как дорога порой бывает каждая минута утреннего сна, отнимаемого пунктуальной бабушкой. В прежние суровые времена средневековья холопа, лакея или оруженосца, потревожившего хозяина в неурочный час, ожидали, вероятно, очень большие неприятности. Если и не голова с плеч, то, по крайней мере, хорошая трёпка вплоть до порки плетьми на конюшне.

Деструктивными мыслями терзаемый, Дан с некоторым запозданием обнаружил появившегося во дворе старика. На голове соседа была кожаная бандана, а в руках – коса с остро блеснувшим на солнце длинным металлическим лезвием. Георгий Павлович также увидел Дана и неторопливой, но упругой походкой, не похожей на походку умирающего, направился калитке.

– Привет! Заходи! – сказал он и пропустил Дана во двор. Затем кивнул на лавочку у входной двери. – Ты посиди, а я травки подкошу. Он немного избалован. Ну или коэффициент лени повышенный. Времени-то навалом – ходи, пощипывай. Ну и сразу, в качестве напутствия. Он, я бы сказал, излишне категоричен бывает. Ты с ним не спорь. Не обязательно во всём соглашаться, но… Да просто существуй рядом в автономном режиме. Будет обижать – прямо скажи, что не потерпишь, что будешь жаловаться. – Произнося эти слова, старик смотрел на Дана с некоторым смущением во взгляде, и в голосе его проскальзывали извиняющиеся нотки. – Главное – помни, что не обязан исполнять все его капризы.

– Обижать – это как? – максимально нейтральным голосом задал вопрос Дан.

– Ну как мы друг друга обижаем? Взять, хоть, твою бабушку. Наверняка же не всё гладко, а?

Бабушка временами бывает достаточно язвительна и не в полной мере сдержанна в своих высказываниях, отметил про себя Дан и почти успокоился. Он же, Дан, не бабушка, у него совсем иной характер. Он и вообще отличается от всех людей без исключения. Иначе у него был бы друг, возможно, и не один.

– Не буду, – сказал Дан.

– Что не будешь? – не понял старик.

– Обижать.

– Ты-то не будешь, – вздохнул Георгий Павлович и нахмурился. – Однако он уж больно не любит один оставаться. Ладно, пойду косить.

Старик ушёл, а Дан присел, как и велено было, на лавочку и принялся осмысливать только что состоявшийся разговор. Спустя минуту встал и прошёлся по двору, в одну сторону, в другую… Так и ходил, непроизвольно поёживаясь, пока из дому не вышел Карлос. Тут уж Дан остановился и почти что замер, поглядывая на не особенно приветливо рассматривающего его Карлоса.