Стася Холод - Волшебный фонарь

– Не хотим мы убираться, мы хотим на шпагах драться! – воскликнул Мартин Тилни, и они с Питером Элком принялись фехтовать вениками.

Джеймс Варлоу залез на дерево, издав воинственный клич, спрыгнул оттуда в кучу жёлтых листьев, а Реджинальд Беркли собрал их в охапку, подбросил вверх и заорал во все горло: «Салют!». Мальчишки веселились бурно, жадно, как будто бы впрок – играли в прятки, бегали наперегонки, – и им не было никакого дела до элегантного кабриолета, доставившего в Фицстивен-холл молодую нарядную леди и пожилого джентльмена в пепельно-сером рединготе. Директор встретил их радушно, пригласил мистера Чепела пройти в библиотеку, где они довольно долго беседовали тет-а-тет, между тем как миссис Гарленд угощала его супругу какао, сравнивала её туалет со своим и делала неутешительные выводы. Завышенный корсет и сшитое по последней моде платье с неимоверно широкими рукавами производили впечатление очаровательной беззащитности, которое усиливалось посредством изысканного и, судя по всему, ужасно дорогого белоснежного шарфика, обвивающего тонкую шею миссис Чепел, и директор даже не подозревал, какой тяжёлый вечер ему предстоит. Мальчишек же внезапный визит интересовал мало. Они по опыту знали: корзину со сладостями отправят на кухню «до ужина», где её следы благополучно затеряются, а от печальных вздохов и пафосных речей нет никакой практической пользы. Но эти посетители были какие-то особенные. Мистер Чепел изъявил желание пообщаться с воспитанниками. На крокетной площадке он проявил необыкновенную ловкость, за что удостоился громового «Ура!», а во время прогулки по саду рассказал о своей поездке в Африку, где ему доводилось охотиться на львов. Мальчишки наперебой задавали вопросы, а он отвечал подробно и обстоятельно, и его добрые бездонные глаза излучали неяркий согревающий свет. Потом к ним присоединилась миссис Чепел. Она была смешливой и приветливой, без тени слащавого притворства, и всех удивило, с каким знанием дела эта хрупкая леди рассуждает о водоизмещении парусных судов, преимуществах парового двигателя и чудесной коллекции морских ежей, хранящейся в кунсткамере Королевского географического общества. Но главное потрясение ожидало ребят впереди, когда открылась-таки основная цель визита супругов Чепел: они решили взять себе приёмного сына. И кому же из тощих малокровных заморышей выпал жребий назвать их родителями? Джеймсу Варлоу – недаром он слыл в приюте счастливчиком.

Восторженный и растерянный, он спустя четверть часа уже стоял в полном сборе на крыльце, лихорадочно прижимая к сердцу спрятанный под пальто предмет. Челн его судьбы отчалил от привычного берега, и водяная полоса, разом отделившая Джеймса от товарищей, становилась с каждой секундой всё шире. Должно быть, поэтому он прощался с ними так поспешно, но. прежде чем запрыгнуть в кабриолет и занять обитое бархатом сиденье между сияющими, как в день помолвки, мистером и миссис Чепел, Джеймс крепко обнял Реджинальда Беркли и с жаром прошептал ему на ухо: «Я понял! Фонарь и вправду волшебный, но исполняет мечты только того, кому принадлежит. Возьми, теперь он твой!».

Экипаж тронулся в путь. Он выехал на Хиггинс-стрит, влился в разномастный поток карет, повозок, кэбов, конок и вскоре исчез за поворотом.

Они были совершенно разные: Дороти Хант – рослая и коренастая, со смуглым румянцем во всю щеку и толстой темно-русой косой, а белокурая, кудрявая Маргарет Клавер – маленькая и хрупкая, но в деревне Сквирел-таун девочек звали не иначе как кузинами и редко видели врозь, и в их дружбе было что-то неуловимое, чего нельзя объяснить словами, можно только почувствовать. Они любили проводить время на холме, среди замшелых валунов. Один из них, распластанный вширь и лишь немного выпуклый кверху, напоминал огромную спящую черепаху, второй представлял собой обломок скалы – решительный и угловатый, устремлённый ввысь, а третий, местами округлый, отшлифованный силами природы, местами шершавый и неотёсанный, словно дополнял, объединял соседей. Старики говорили, что это развалины древней обсерватории. Девочки же называли заветное местечко «камушками». Они играли здесь и в лазарет, и в школу, и в контору дилижансов, и даже во дворец зеленой феи. А какой чудесный вид открывался с вершины холма! Крыши Сквирел-таун, краснеющие земляничной горстью, шаловливый ручей, рассекающий вересковую долину, буковые рощи и перелески, а вдалеке – окутанные нежной, сиреневатой дымкой сторожевые башни замка Белфорд. Казалось, они того гляди растворятся в тумане и исчезнут.

Однажды воскресным днем Дороти, справившись с уроками и домашними делами, пришла на холм, где они с Маргарет условились играть в лавку зеленщика. На черепаховом камне дремал уж. Услышав шаги, он юркнул в кусты и был таков. «Ага! Испугался! – обрадовалась Дороти. – То-то же!». Соорудив из кирпича и дощечки весы, она принялась собирать траву на продажу. По акварельно-прозрачному небу розоватым обрывком бинта плыло одинокое, тревожное облако, но девочка не обратила на него внимание. На крыльце школы стояла мисс Киттан и вытряхивала половик. Дороти помахала учительнице пучком подорожника. Наконец она увидела кузину, бодро шагающую по извилистой тропинке, спряталась за высокий камень и, когда та была уже совсем близко, сказала оттуда: «Ку-ку!». Маргарет принесла в переднике много крупных желудей, шишек и земляных орехов. Черепаховый камень превратился в прилавок. Подруги разложили на нем зелень: мурава – это лук, осока – чеснок, полынь – укроп, а сморщенные листья лопуха – салат. Из прошлогоднего «Фермерского вестника» они нарвали оберточной бумаги. Тут бы и игре начаться, да вот беда – оказалось, что никто не хочет быть покупателем.

– Послушай, кузина, в тот раз ты была мисс Киттан. Помнишь, ты мне ещё двойку поставила? Значит, сегодня, по справедливости, я должна быть торговкой, – доказывала Дороти.

– То не в счёт, потому что я похожа на мисс Киттан, – хорохорилась Маргарет.

– Зато я ростом почти с учительницу, а ты ей едва до локтя достаёшь.

– Ах, вот как, Дороти Хант! – Маргарет гневно топнула ногой. – Ну я от тебя такого не ожидала. Не думала я, что ты станешь ростом меня попрекать!

– Помилуй, кузина, какой же тут попрёк? Разве это обидно для девочки? Моя мама наоборот расстраивается, что я дую вверх как на дрожжах, говорит: «Трудно такой каланче пожарной в жизни придется».