Ната Хаммер - Шанс на счастье

– Ну и хорошо, пусть крутит, – благодушно разрешил отец.

– Папа! – Александра положила руки на плечи отца и встряхнула его. – Ты что, забыл? Мама же у нас наивная как ребенок. Этот леший ее до пропасти довести может, если мы с тобой не вмешаемся.

– Саша, а ты не преувеличиваешь? – с надеждой спросил дочь Лев Иванович.

– Папа, ты вот сам взгляни на него и сделай выводы, – предложила Александра. – Просто посмотри, и все. Давай собирайся. Где твой костюм? Я тебе помогу.

Александра сняла пальто. Лев Иванович поднялся было с пуфа, пригладил свой ежик, пощупал щеки и снова сел.

– Саша, я небритый. Я в таком виде не поеду.

– Папа, это не имеет значения. Чтобы посмотреть на человека, бриться не обязательно, – заверила Александра.

– И я не могу найти свой галстук.

– И галстук не нужен.

– Саша, я чувствую себя не в своей тарелке без галстука, – с каким-то отчаянием пролепетал Лев Иванович.

Александра обвела взглядом прихожую.

– Вот он! – торжествующе сказала она, сняв висевший тут же на вешалке рядом с пальто засаленный синий галстук.

– Не идти же с пустыми руками, – отец уже не знал, что придумать в качестве отговорки.

– Мы купим букет по дороге. И торт. Пойми, папа, речь идет о спасении женщины. Ты с этой женщиной почти полжизни прожил. Она не может быть тебе безразлична, – напирала Александра.

Лев Иванович молча поднялся с пуфа и, не глядя на дочь, уныло побрел между развешанных по всему коридору рогов лосей и косуль в спальню – переодеваться. Тут у Александры зазвонил телефон. Это был Петр.

– Саша, у меня тут ситуация изменилась, мне срочно нужно вернуться в офис.

Александра почувствовала досаду. В кои-то веки она попросила помочь. Но тут же одернула себя – вспомнила, как звучал сегодня голос Севы.

– Ну, ты тогда поезжай, раз так. Мы обойдемся. Такси вызовем, – ровным голосом ответила она, выключила телефон, сняла сапоги и пошла подгонять отца.

Но отец попросил ее не входить в спальню, сказал, что сам справится.

Александра в ожидании мерила шагами гостиную. Хрустальные бокалы в пузатом полированном серванте позвякивали в такт ее поступи. На плюшевом коричневом диване лежали скатанные по-казарменному валиком постельные принадлежности, вот только расцветка у них была фривольная – крупные почти трехмерные розы на шипастых ярко-зеленых стеблях. Зашторенное окно давило на психику, и Александра раздвинула бордовые бархатные занавеси. Неожиданно появившееся в разрыве облаков низкое ноябрьское солнце жестко осветило слой пыли на всех горизонтальных поверхностях. Фотография Кати под стеклом в траурной рамке, стоявшая на обеденном столе со дня похорон, была вся запятнана следами пальцев и отпечатками губ. Александру передернуло, как если бы она наблюдала чужую интимную сцену. Она села на диван, чтобы изменить ракурс. Следы и отпечатки исчезли, но Катя с фотографии теперь смотрела прямо на нее. «Прости, теть Кать, – прошептала она. – Но его здесь нельзя больше оставлять. Ты же не ждешь его так быстро, правда?»

Тетя Катя с детства была для Александры образцом матери. Тетя Катя не ругала свою дочь Нину, даже когда она получала плохую оценку, даже когда она не поступила в институт с первого раза. У тети Кати всегда были заготовлены для дочери улыбка и плюшка. Правда, от плюшек Нина сердито отказывалась, и Саша с удовольствием съедала две, за себя и за Нину. Ей хотелось обнять ванильную тетю Катю, положить голову ей на грудь и закрыть глаза, слушая ритм ее сдобного сердца. Собственная же мать не вызывала таких эмоций – Александре казалось, что и плоский живот, и маленькая грудь матери сделаны из жесткого металла, а не из теплой и мягкой плоти, как задумывала это природа.

Когда отец позвонил ей и сказал, что остается жить у Кати, Александра почувствовала себя отомщенной. Чтобы хоть как-то сгладить чувство вины за эту низменную эмоцию, она поклялась, что будет очень внимательна к матери и постарается компенсировать демарш отца. И она старалась все эти годы, видит бог. А мама… Мама оставалась Железным Дровосеком. Но, в отличие от Железного Дровосека, не страдала от недостатка сердечности.

Через пятнадцать минут выбритый и причесанный отец вышел из спальни, а через час они стояли у двери квартиры на Университетском. Лев Иванович держал в одной руке торт, а в другой – букет. Головки оранжевых кустовых розочек в гарнире из белой гипсофилы мелко подрагивали. Александра достала из сумки ключи. Лев Иванович зашептал:

– Саша, может, лучше позвонить в дверь. Как-то неловко без звонка.

– Папа, – зашептала в ответ Александра. – Ты вообще-то прописан здесь. Это твоя квартира, – и она нацелилась на замочную скважину. Но ключ в личинку не вошел. Она все поняла. Ничего не оставалось, как нажать на кнопку звонка. Послышалось знакомое с детства переливчатое бульканье.

– Кто там? – раздалось из глубины квартиры.

– Мама, это я, – отозвалась Александра, давая отцу знак рукой скрыться за угол. Но он то ли не понял знака, то ли решил не прятаться. Он уточнил:

– Это мы.

Голос отца звучал спокойно, но розочки в букете затряслись сильнее. Послышались приближающиеся шаги. Потом тишина. Было понятно, что мать рассматривает гостей в глазок. Александра почувствовала себя неуютно.

– Зря ты, Шурка, его притащила, – послышалось наконец из-за двери. – Я же тебе говорила – не впущу. А ключи свои можешь выбросить – я сменила замки.

– Видишь, папа, я же тебе говорила – ее надо спасать! – прошептала отцу Александра. А затем – громко в замочную скважину: – Мама, если ты нас не впустишь, я вызову полицию – и мы вскроем квартиру. Папа, между прочим, твой законный муж, и он здесь прописан!

– Это мы скоро исправим! Я подала на развод, – и из-за двери раздался издевательский хохот.

– Ты сделала что? – не поверила своим ушам Александра.

– Подала на развод, – медленно и членораздельно произнесла Алевтина Сергеевна. – Сегодня утром, на сайте госуслуг. А мои предложения по урегулированию имущественных отношений я направила тебе на электронную почту. И копию – твоему мужу. Отправляйся домой и почитай внимательно. И все встречные предложения шлите мне в письменном виде. Чтобы оставалась история достижения договоренностей.

Александра онемела. Ей показалось, что из-за двери с ней разговаривает вовсе не ее мать. Ее мать не знала таких слов и не умела говорить на таком языке.

– Мама, открой, мы не будем входить. Мне просто нужно убедиться, что с тобой все в порядке, – попыталась сменить тактику Александра.

– У меня все просто роскошно! – заверила ее мать. – Мы с Антошей пьем шампанское по случаю моей победы над собой!

Из-за двери послышалось… удаляющееся пение. Про то, что кто-то не плачет, не рыдает, а на все вопросы отвечает спокойно. Бум! Кажется, это захлопнулась дверь кухни.