Игорь Харичев - Прошлое в наказание

Я оглядел достаточно просторный зал, и подозрения в правоте моей догадки усилились: столы были заняты мужчинами, сидевшими по двое, по трое и поглощенными разговорами.

Когда мы покинули ресторан и двинулись в сторону «Детского мира», я с некоторой неловкостью произнес:

– Я никак не предполагал, что он туда придет.

Настя ничего не сказала.

Мы шли рядом, за нами тянулись наши дети, увлеченно обсуждавшие, чья школа лучше. У входа в метро наши пути расходились.

– Ты на меня обижаешься? – спросил я.

– Мне на тебя не за что обижаться. – Ее лицо осталось серьезным.

– Нехорошо получилось.

– Ты в этом не виноват.

Я не стал объяснять ей, что мог бы догадаться о вероятности такой встречи. Промолчал.

В метро было немноголюдно. Для меня и Кирилла нашлись места.

– Папа, мы еще куда-нибудь сходим? – спросил он.

– Сходим, – без колебаний отвечал я.

– А куда?

– Куда?.. Можно сходить в Оружейную палату. Она в Кремле, где я работаю. Там много интересного. А можно в Третьяковскую галерею. Или в Пушкинский музей. Там картины. Много хороших картин.

– А мы Васю возьмем с собой?

– Тебе хочется?

– Да.

– Тогда обязательно возьмем.

Доставив сына домой, я отправился к себе. Вновь на общественном транспорте. С любопытством разглядывал пассажиров, большей частью мрачных, с усталыми лицами, и размышлял о том, что уже два месяца прошло с принятия новой Конституции. Появились Государственная дума, Совет Федерации, а кроме них Федеральная служба контрразведки, Общественная палата и много еще чего. Но жизнь людей не изменилась, да и не могла измениться за столь короткий срок – я прекрасно понимал это. И все-таки хотелось видеть перемены. Осязаемые, явственные. Хотелось прикоснуться к будущему, уверенно входящему в нашу жизнь.

– Миша повесился, – произнес мужской голос.

– Какой Миша?!

– Манцев.

Никаких мыслей в голове. Ни что это глупая шутка, ни что это ужасно. Хотя это было ужасно.

– Съездил в Испанию, вернулся и… повесился. – Я узнал наконец голос Лесина. – Похороны завтра.

– Почему он сделал это?

– Да все эта сучка. Жена… Увидимся, расскажу.

Положив трубку на аппарат, я замер в растерянности. Мой добрый приятель умер. Повесился. Завтра похороны. «Ему не было сорока, – в оцепенении думал я. – Зачем он это сделал? Неужто есть такие обстоятельства, что дальше жить нельзя? Неужто можно дойти до такого отчаяния в наше далеко не худшее время?» Не было ответа на эти вопросы.

Утром я приехал в судебно-медицинский морг Института Склифосовского. Леня, Дима, Саша Лесин и еще несколько бывших студийцев уже находились здесь. Я подошел к Мишиной матери, сказал слова соболезнования. Она молча кивнула в ответ. Ее лицо было спокойным, хотя и хмурым. А вот Марьяна, десятилетняя дочь Миши, стояла с разбухшими веками, красными от слез глазами. Когда вывезли на каталке гроб, она тихо заплакала.

Никто ничего не стал говорить. Мастера слова замерли у гроба в молчании. Я тоже не имел желания произносить речи, я смотрел на Мишино лицо, потемневшее, незнакомое, на котором застыло какое-то удивленное выражение. В самом деле, о чем говорить? О том, что он писал очень даже неплохие рассказы, повести, но ему не удалось издать ни одного произведения? О том, что он был хорошим человеком, но любил выпить и порой уходил в запой?

Мы стояли в тишине минут пять, каждый наедине со своими мыслями, затем работник морга подал знак: пора. Накрыл гроб крышкой, покатил к выходу, где его ожидал открытый зев задней двери автобуса. Мы помогли переместить гроб на пол автобуса, зашли внутрь. И старенький, скрипучий пазик поехал на Даниловское кладбище.

Мишу похоронили рядом с его первой женой. Когда все закончилось и трое кладбищенских рабочих обровняли лопатами холмик, я увидел, как Лесин дал им деньги. Они удалились, а мы, постояв немного, стали прощаться. Мишина мать негромко благодарила Сашу за помощь, он, смущаясь, бормотал: «Ну что вы… Я должен был… Все-таки друг…» Мы ушли, оставив у свежей могилы Мишину мать, Марьяну и еще какую-то немолодую женщину – дальнюю родственницу.

Предложение Александра заглянуть в ресторан и помянуть Мишу было встречено с одобрением. Но Лесин не был бы Лесиным, если бы пошел в первый попавшийся ресторан. Мы поймали машину, и он назвал адрес достойного заведения на Солянке.

– Ну приехал он туда, в Барселону, – сидя на переднем сиденье, рассказывал Саша, – отыскал то варьете. А оно публичным домом оказалось. Нашел эту суку. Глянул ей в глаза, но даже не обругал. Повернулся и поехал назад, в Россию.

– А ты откуда все это узнал?! – удивился Леня.

– От него. Как приехал, меня вызвал. Когда выпивали, он и рассказал. А на следующий день повесился.

Едва мы оказались в ресторане, Лесин с ходу заказал водки, соленостей, мясную и рыбную тарелки. Принесли пузатый графинчик и закуску, мы помянули Мишу. Потом выпили еще и еще. Пришлось заказывать второй графинчик. Как раз под горячие блюда.

Через час Леню с Димой заставили покинуть нашу компанию неотложные дела. По-моему, они просто решили, что выпито достаточно. А мне категорически не хотелось никуда уходить. Лесину – тоже.

– Как твой бизнес? – живо поинтересовался я.

– Прекрасно. Фирма работает. Выпускаю диски, занимаюсь мелкооптовой торговлей.

– Короче, стал предпринимателем, – резюмировал я.

– Почему стал?! Я им был. Фарцовщик – прежде всего предприниматель. Масштаб изменился. Раньше я один работал, а теперь у меня пять сотрудников. Ну и диски. Раньше я их покупал по одному и продавал, а теперь я их заказываю по многу и продаю по многу.

– Где заказываешь? – удивился я.

– В Екатеринбурге.

– А у них откуда?

– У них оборудование. Купили, наверно.

– А диски какие?

Он смотрел на меня снисходительно:

– Те, которые я скажу.

– А откуда они записи берут?

– Я даю.

Наконец до меня дошло: ему делали пиратские копии.

– Значит, ты теперь начальник. – Я усмехнулся не без доли ехидства. – Отдал распоряжения – и можешь отдыхать.

Саша энергично замотал головой.

– Вовсе нет. Мне расслабляться никак нельзя. За сотрудниками пригляд нужен. Только отвлечешься, пригляд ослабишь, они от работы начинают отлынивать. Ненадежный народ. Двоих уже выгнал.

Тут я глянул на него пытливыми глазами:

– За что тебя благодарила Мишина мать?

Саша невесело усмехнулся.

– Денег дал на похороны.

– Молодец.

– Кто б я был, если бы не дал…

Мы с Лесиным выпили немало, но пьяными, покидая ресторан, не были. Горечь потери держала нас.

Весна принесла новые заботы. Помимо Общественной палаты пришлось заниматься Договором об общественном согласии. У Филонова теплилась такая идея – усадить за один стол разные общественные силы, побудить подписать согласованный документ. Церковь тоже участвовала в этом начинании, посему на совещания стал приходить молодой священнослужитель, отец Всеволод, круглолицый, пышущий здоровьем и демонстрирующий вполне рациональный взгляд на мир. То, что значительная часть нашей совместной работы пришлась на Великий пост, отнюдь не мешало ему употреблять мясную пищу в нашей столовой. «Считать рыбой», – бодро говорил он, осеняя крестом блюдо, содержащее в том или ином виде мясо, после чего без всяких колебаний съедал его. А когда важный документ был наконец закончен и готов к подписанию, мы в первый раз на пару пошли в ресторан, где изрядно выпили водки.