Вадим Егоров - Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

Я увидел с балкона одичавших, от буквально свалившегося на них счастья, детей, в основном девчонок, мне показалось, что кота схватила и держит над головой Ольга Симонова, дочка скульптора В. В. Криницкой и живописца И. И. Симонова. Но нам кота никто не вернул, а родители решили; «Раз Вадюшка это отверг, то нечего об этом и жалеть». А ведь я -то пожалел, не сразу, но очень сильно. Может быть я даже стал лучше, человечнее от этой потери, этой боли. Я рыдал в подушку, сотрясаясь маленьким тельцем, от подсознательного пронзающего ощущения, что уже ничего не поправишь. Что это уже навсегда! И все же, хватаясь за соломинку, я спрашивал маму: " Мам, а мы ведь найдем кота? «И она мне отвечала: " Да… он у нас в подвале, не плачь! «Эта ложь во спасение и правда спасла меня от гибели моей личности, но рана в сердце – первая в жизни- осталась до сих пор!"… Детство мое – перелетная птица. Я ухожу, а оно возвращается… памятью словно сквозь время струится, голосом мамы моей отзывается» -…чье это …Шпаликова, наверно, не помню точно.

Когда папа уходил на работу, мама в коридоре его целовала на прощанье, и меня звала …папа был гладко бритым… но когда он возвращался из какой -нибудь поездки, то при встречах ощущалась иногда легкая небритость… И вот как-то, когда мы с мамой уже спали, приезжает из командировки папа и включает свет, сам взбудораженный, радостный, срывает упаковку. И я вижу огроомную, можно самому сесть в кузов, грузовую, точнее- изготовленную из очень толстой, добротной фанеры, грузовую мамину, с тупой, как у Шкоды, мордой красной кабины, просторным зеленым кузовом и коричневыми колесами! Это было здорово!

У меня было два дяди Алеши, но в детстве я больше общался с Алексеем Спиридоновичем Мещеряковым, замначальника, и.о. начальника финансового отдела Средне- Уральского Совнархоза. Плотный с умными карими глазами лысоватый седовласый под шестьдесят солидный мужчина, дядя Алеша очень любил детей, хоть своих у них с тетей Тосей и не было. Он, финансист по вузовскому образованию и профессии, до того работал администратором Свердловского театра музкомедии, имел интересные знакомства среди финансистов, хозяйственников, актеров, режиссеров и всяческих начальников. Он вовсе не был ловкачом, торгашом, наоборот- добрый и честный дядя Алеша был отличным человеком… фронтовиком- офицером с боевыми орденами… Мне было около трех с половиной, когда у дяди Алеши случился инфаркт.., но опасность уже миновала, хотя врачи колдовали вокруг у них с тетей Тосей дома на Ленина. Мы зашли к ним с мамой и папой, бабой Женей. Я с апломбом наследника престола, но весело и с интересом, увидев бригаду скорой помощи, воскликнул: " Айболиты?! Вы на ките приехали? "– " Нет, на ЗИМе! " – улыбнувшись, ответила за всех опытная врач. Тогда врачи и правда приезжали на роскошных черных лимузинах – ЗИМах. И мы еще говорили о медицине, о дяде Алеше и о многом другом!..А дядя Алеша лежал в постели и улыбался. Было уже поздновато, в коридоре светло, в комнате, где дядя Алеша горел приглушенный свет, за окнами темно, зима встречалась с ранней весной! Иногда все встает перед глазами, считаю себя еще вполне молодым человеком, это не что-то возрастное, просто память так работает!..Слава Богу!

Мамина мама, баба Женя, человек в ту пору очень энергичный, передовых взглядов, всегда несла в наш дом заряд оптимизма, новости, какую-то научно- популярную информацию. А еще она помнила наизусть всего Лермонтова, от которого была без ума! И не только от Лермонтова, но и от других русских и зарубежных поэтов. Обожала Драйзера, перечитала и его книги, и о нем. Но при все прогрессивности бабы Жени (ей в эту пору было ровно пятьдесят, очень моложавая… возраст свой скрывала) у нее была повышенная тревожность в отношение детей. И вот она решила про меня, что малыш ходит на горшок как-то редко…) У меня был прекрасный, цвета как и мой велосипедик – малахитовый, горшок. И вот бабушка решила, совершенно безосновательно, показать меня врачу. И мы пришли в нашу детскую поликлинику на Тургенева …холодно, поздно, баба Женя после работы – она работала на ВИЗе инженером, старшим инженером отдела оборудования и все от директора завода Ожиганова Владимира Сергеича до самых простых рабочих этого» гиганта металлургии» ее знали прекрасно, всегда заговаривали и советовались с ней – поэтому работала она допозна, но тут пришлось уходить пораньше.

Темнота в фойе поликлиники какая-то уютная, коричневая в цвет девчоночного школьного платья, в регистратуре горит изумрудным огнем как луч света в темном царстве зеленая настольная лампа, дверь в ближайший от фойе кабинет почему-то открыта и я вижу голый зад какой-то старше меня плачущей девчонки, которой ставят укол!) Стало чуть страшновато, хотя бояться уколов я еще не научился. Чем-то чуть садомазохистским повеяло… как будто я увидел пыточную. Или несколько театрализованный ад в круге первом у Данте, которого еще не знал. Мы с бабой Женей прошли в кабинет к худощавой пожилой врачихе, которая посадила меня на белый холодноватый здешний горшок и я почувствовал, что ничего у меня в этой казенной обстановке не получится. И даже после клизмы почти ничего не получилось… Я встал с горшка с легким смущением импотента, но пожилая доктор никак не пристыдила меня, а по- доброму улыбнулась и выписала нам какой-то порошок. Но баба Женя на этом не успокоилась и водила меня еще куда-то.

А еще по поводу горла и ангин (это уже хоть небеспричинно) повела меня на частный прием аж к профессору Бродовскому. Мы зашли в его квартиру, просторную, на дермантиновой обивке которой блеснула медная табличка, очевидно с надписью» профессор Бродовский». Я и сам уже давно профессор и доктор наук, но медицинские профессора да еще старой формации это было нечто. Нас встретила в холле профессорская жена, очень улыбающаяся но не очень молодая женщина в зеленом платье с рюшечками. «Здравствуй, деточка!» – ласково взвизгнула она голоском довольной жизнью очень обеспеченной дамы. Нам навстречу вышел из домашнего кабинета сам Бродовский в сероватом стеганом коротком халате, расшитом гусарско- венгерской шнуровкой на груди. Он тоже, как и супруга, бал чуть полноват и невысок ростом, производил впечатление весьма сходное с Паном Профессором из появившегося несколько лет спустя сериала» Кабачок 13 стульев», но немного жестче своего теле- альтер- эго. Он надел на лоб докторское зеркала, потом положил мне на язык металлическую палочку, напоминающую палочку от сливочного мороженного, что -то пробурчал в свою, как у Пана Профессора, бородку и стал что-то говорить бабе Жене. Очевидно, что гланды в горлышке воспалены, надо пить такие-то лекарства, но ничего такого страшного здесь нет. Вроде бы еще он заглянул мне в горло посредством серебряной ложечки из их пузатенького, наполненного серебром и фарфоровыми супницами серванта.