Татьяна Деркс - Подарок судьбы

Лёшке почти семь лет. Он худенький и маленького роста, что сильно огорчало его. Отца он не помнил, так как тот погиб, когда Лёшке не было и двух лет. Знал о нём только из рассказов матери. Ещё на стене в раме висела большая их с матерью фотография. Дом небольшой, с покосившимся старым забором. Трудно без отца. Мать почти не бывает дома, много работает. Часто она уходит на весь день, оставив ему на столе кусочек хлеба и несколько варёных мелких картофелин.

– Эх, вот соседи живут так живут! – вздохнул он. У них даже летом щи с мясом! Отец старается, добытчик настоящий. Лёшка заметил, что соседка ушла на огород. Хлебнув из ковша воды и утерев губы рукавом, решительно направился к соседскому дому. Двери в дом тогда не запирали на замок, а просто накидывали «на цепок», чтобы было видно: в доме никого нет и хозяева где-то рядом.

Вошёл в дом, огляделся и, подойдя к печке, отодвинул ещё горячую заслонку. Вот он – чугунок со щами! Тётка Настя наварила и оставила в печке, чтобы томились и горячими были до обеда. Взял ухват. Надо же, такой большой чугунок! Казалось, что он даже больше размером, чем в прошлый раз. Не поддаётся. Хоть бы выдвинуть на припечек. Специально она готовит в таком большом, что ли?

Вымучившись и перепачкавшись сажей, он всё же вытащил чугун. Сняв крышку, налил в миску щей и положил кусок мяса. Аромат вкусной еды расплылся по комнате. Торопливо, обжигаясь, поел. Хотел задвинуть чугунок снова в печь, но после еды сил совсем не осталось. Да и слышно было, что кто-то вошёл во двор: хлопнула калитка. Лёшка открыл окно и выскользнул наружу. Вскоре раздался крик тётки Насти:

– Шурка-а-а, Шурка-а-а, опять твой Папа Римский приходи-и-ил, паразит!

Лёшка был уже дома, на печке. Лежал, растянувшись в сытом блаженстве. Подумал: «Достанется снова от матери».

Как-то он познакомился с мальчишкой гораздо старше себя. С ним было интересно. Его звали Мишкой. Он увлекательно рассказывал про разные страны и большие города, приезжая к своей тётке. Однажды он спросил:

– Хочешь поехать со мной в город? А к вечеру вернёмся. Что бы ты хотел привезти из города, что ты хочешь сейчас больше всего?

– Перочинный ножичек и досыта поесть! – не задумываясь, ответил Лёшка.

– Отлично, всё это у тебя будет.

На велосипеде добрались до железнодорожной станции, забрались в товарный вагон и уже через час были в городе. Пока ехали, Мишка просвещал Алексея:

– Чтобы жить хорошо, не обязательно работать! Можно просто украсть…

Он стал объяснять ему тонкости дела.

В городе они толкались у автобуса, словно хотели войти. Народу было много, и все пытались втиснуться в автобус. Мишка взглядом показал на женщину, у которой была полуоткрыта сумочка.

Лёшка протиснулся ближе и, сняв кепку и держа её над небольшой сумкой, спокойно вытащил деньги и передал Мишке. По ходу вытащил кошелёк и из заднего кармана у мужчины. Потолкавшись ещё немного, мальчишки пошли прогуляться по городу, затем – на вокзал и снова – в товарный вагон.

Мишка достал свёрток с едой и новенький перочинный нож. Лёшка был просто счастлив. Наевшись, Лёшка завернул, кусок пирога, в бумагу. Нахмурившись, сказал:

– Это мамке.

Ему очень хотелось купить туфли для матери, но Мишка запретил.

– Вот твои деньги, но пусть они пока побудут у меня! Хорошо?

– Да, так будет лучше. Иначе мать всё равно найдёт, от неё ничего невозможно спрятать.

Уже к десяти годам он стал успешным воришкой. Его ни разу не то что не схватили, а даже не заподозрили. То, что он раньше считал своим недостатком и из-за чего часто горевал – маленький рост, – это сейчас его очень выручало. Никому и в голову не приходило, что, маленький улыбчивый мальчуган с открытым взглядом мог обчистить их сумки и карманы.

Только дома становилось всё хуже и хуже. Мать пыталась образумить его, даже жестоко высекла, но Лёшка упрямо ехал в город. Однажды он сбежал из дома совсем…

И вот ему уже почти тридцать. За это время он четыре раза сидел в тюрьме, в общей сложности – двенадцать лет. Усмехнулся, вспомнив, как после очередной отсидки он снова шарил по сумкам и карманам.

Как же доверчивы и даже глупы женщины! Стоишь, прижавшись к женщине, улыбнёшься, а она и растаяла, засмущалась. А он уже из сумки взял то, что хотел, и словно нечаянно рукой задел её грудь. Извинился, смущённо улыбаясь, и в этот момент вытащил всё, что у неё было припрятано в бюстгальтере. И это срабатывало всегда.

Приходилось иногда вернуть кошелёк, незаметно подбросив, если видел, что человек просто «убивается» по потерянным деньгам. Так же поступал с документами. Документы не уничтожались и не выбрасывались, их нужно было вернуть – подбросить.

С женщинами серьёзно и долго он не общался. Не верил им, что ли. Пока не познакомился с девушкой по имени Клавдия. Она детдомовская. Из родственников только дядька в каком-то захолустном городке. Он и не заметил, как прикипел к ней. Чем-то она даже напоминала ему мать. Весёлая, шустрая, не умеющая врать и обманывать. Сказала ему:

– Ты бросаешь своё «ремесло» – расписываемся. Я хочу, чтобы была настоящая семья. Чтобы у наших детей было то, чего не было у нас, – дружная семья и достаток в доме.

Да, жить хорошо, в достатке – детская мечта Алексея. И, взвесив все «за» и «против», он решил жениться и начать новую жизнь. Было это очень непросто, руки просто «чесались», когда он видел чужие сумки и беспечных владельцев кошельков. Но он поклялся Клавдии, что, ни при каких обстоятельствах не прикоснётся…

Они зарегистрировали брак и поехали в гости к её дяде. Встретили их отлично. Родственники жили небогато, но и не бедствовали. В спальне за дверью Алексей увидел висевший на вешалке на вбитом в стену гвозде новый костюм. Он был великолепен! Отличная ткань и пошив! И его, Лёшкин, размер. Он просто кожей ощущал – как по его фигуре сшито: где нужно, свободно, а где нужно, облегает! Весь день он не мог отвязаться от мысли о костюме.

«А, гори оно всё синим пламенем! Завтра встану пораньше, прихвачу костюм и сбегу от них!» – решил он. Но тут же вспомнил про жену: «А как же Клавдия? Да сколько их было! И эта не пропадёт, – отмахнулся он от своих мыслей. – Сбегу, решено!»

Проснувшись утром, уже было хотел встать и потихоньку уйти. Посмотрел на Клавдию: она крепко спала. Стройная, просто точёная фигура, её кудрявая голова лежала на его руке. Осторожно высвободил руку. Клавдия, чуть потянувшись, повернулась и всем телом прильнула к нему. На лице безмятежная улыбка. «Да как же я её брошу? – подумал он. – У неё ведь в целом мире никого, кроме меня и дядьки, нет! Дядька рад, наверное, что на три дня приехали… Был бы хороший, в детдом не отдал бы. Да и кроме матери, никто и никогда так не любил и не заботился о нём так, как Клавдия… Провались тот костюм!»