Ирина Берсенёва - В сумерках близкой весны

– Я просто спросил, почему нет моей жены. А Анька, оказывается, вообще не звонила, хотя обещала!

– Ничего она не обещала, ты не так понял. Разве станет Анюта звонить этой женщине?

– Моей жене!

– Пусть так. Но, конечно, было глупо с твоей стороны просить об этом.

– Зачем она обещала? Могла бы не обещать! В чём я виноват?

Евгения душила обида и непонимание. Его глаза выражали страх и разочарование, он не мог поверить, что примирения не случилось. Злился, что не мог разрушить преграду, которая обросла новыми кирпичами и цементом.

– Неужели так трудно? Неужели трудно?

Ян выдерживал паузу, потягивая пиво и дожидаясь, пока вспышка брата угаснет. На его лице ничего не отражалось, но в глазах блестело любопытство. Он наблюдал, как Евгений выражает своё горе и испытывал радость. Хорошо, что ничего не вышло. Позор парня, который оказался геем, ляжет и на их плечи. А так… Неизвестно, чей он отпрыск.

– Я хотел, чтобы Ундюгерь пришла!

– Почему ты сразу ей не позвонил? – наконец спросил Ян, заказав ещё пива. – Отчего перекладываешь свои проблемы на Анюту?

– Что?

– Позвонил бы сам своей жене. Вместе бы пришли на вечер. Посидели.

Евгений задумался на мгновение, глаза превратились в узкие щёлки, губы кривились, будто он собирался заплакать. А Ян продолжал:

– Не понимаю. Ты сейчас обижен на сестру, хотя это твои личные дела. Не надо было никого вмешивать.

– Как будто я вмешивал! Ты же знаешь, что Анька начала…Я хотел, чтобы она загладила вину, позвонив Ундюгерь и позвав её. Она утверждала, что они подруги.

Ян расхохотался.

– Подруги? Самому не смешно?

– Не смешно. Это утверждала Анька!

– Нельзя верить всему, что говорят женщины.

– Женщины! Наша сестра, а не женщины. Теперь весь город знает, что Антон не мой биологический сын. Слово-то какое, чёрт возьми! Биологический! Но я до сих пор ничего не понимаю.

– Не понимаешь, о чём идёт разговор?

– Не понимаю, откуда этот разговор возник! Зачем надо было вмешивать сестру. Это была только наша тайна. Тайна Ундюгерь и моя, понятно?

– Так ты знал?

– Знал.

– С ума сойти! – Ян схватился за голову. – Как ты допустил?

– Это только моё дело.

Ян развёл в сторону руками.

– Конечно, только твоё. Но что ж теперь обижаться на Анюту? Обижайся лишь на самого себя.

– Что-то я тебя не пойму! – Евгений закурил, допивая пиво. – До вашего вмешательства я жил совершенно спокойно. А теперь должен чувствовать себя полным дерьмом, потому что мой сын отказывается от меня. А отказывается он от меня, потому что ему рассказали какие-то небылицы из прошлого, которое никто не помнит и не хочет знать.

– Но мы-то тут при чём? Твоя жена сама всё рассказала! Кто тянул её за язык? Если большой секрет, то и хранила бы его. Кто мешал?

– Да пошёл ты!

Сказать нечего, и от этого ещё хуже. А Ян совсем распоясался, пьёт пиво будто ничего не случилось.

– Я не могу понять, как ты связался с этой шлюхой? Вернее, зачем с ней остался?

– Не называй её так, – в голосе Евгения послышалась угроза.

Но Ян лишь усмехнулся. Брат был слишком пьян, чтобы распускать руки.

– А как?

– Она не такая.

– Но сын оказался не от тебя.

– Тебе-то что за дело?

– Я просто не люблю шлюх. И поэтому мне обидно за тебя, ты же брат мой. Тебя просто развели, дружище.

Евгений потушил сигарету о край пепельницы и засмеялся. Это прозвучало неожиданно. Сухой, трескучий смех, на фоне обжигающей драмы. Его взбесило, что Ян осмелился оскорблять Ундюгерь. Он откинулся на спинку стула, пристально глядя на брата. Вновь начинался прежний разговор, состоящий из обвинений и непонимания.

– Что смешного?

– Шлюх не любишь?

– Нет, – Ян презрительно скривился. – Даже скрывать от тебя не стану.

– Да ты глуп, как пробка или хитёр, как лис, хотя, думаю, первое.

– Не понял!

Ян напрягся. Он старался делать вид, что ему всё равно. Проблема же не в нём и не у него.

– Ты перебрал? Надо ехать домой.

– Я перебрал, но ты тупой осёл!

– Почему?

– Так наша родная сестра – шлюха. Задумайся! Разве нет?

И он снова стал говорить, брызгая слюной, о том, как глупа и никчёмна сестра. В сотый раз одно и тоже. О первом больном ребёнке, о том, что Андрей рождён неизвестно от кого, потому что любовников на этот момент было несколько. И она не переживает, потому что на этот раз сын здоров и симпатичен, а статус молодой матери приятен, когда за это платят деньги. Злость и обида Евгения не давали ему посмотреть на ситуацию с другой стороны, поэтому он совершенно не понимал брата. Он не хотел соглашаться с ним, потому что семья пренебрегала Ундюгерь и Антоном.

– Всё ты понимаешь, чёрт побери! Просто ты трус и никогда не признаешь, что наша сестра спала с кем попало с ранних лет! Её первый любовник – одноклассник. Они закрылись в туалете. Их застукали. И она потом долго гордилась, что стала знаменитостью в школе. Её просто распирало от этой гордости. Подумать только, её имели в туалете! Я чуть от стыда не умер. Позорище!

– А ты жесток.

– Раз зашёл разговор о шлюхах, то сестру нельзя не затронуть.

– Она много пережила и натерпелась от отца.

– Тебе-то откуда это знать?

– Я знаю! Я тоже натерпелся! – Ян повысил голос.

Он тяжело дышал. Разговор выбил его из колеи. Ему не хотелось вспоминать прошлое, где доминировал жестокий отец-алкоголик. Но это единственный способ оправдать сестру.

В баре играла музыка, поэтому братья не привлекали к себе внимания громкими голосами. Этот разговор не из лёгких выплыл на поверхность, после того как Евгений ушёл от жены. Ему тогда казалось, что родные поддержат его, помогут. Но вышло иначе. Он совершенно не ожидал. Ему и в голову не приходило, что они рады переменам.

– Ей не нужно было говорить моему сыну. Его надо оставить в покое. Сами бы разобрались.

– Я не знаю, кто сказал ему. Да и какая теперь разница? Он должен понимать и быть благодарным, что ты воспитал его. Ты всегда был рядом, обеспечивал финансово, дал свою фамилию.

– Ничего он не должен, чёрт возьми! Ты хоть понимаешь, как ему противно и страшно?

– Страшно это нам с тобой было, когда отец бил нас ремнём до потери сознания! Противно, это нам с тобой было, когда отец заставлял маму снимать с себя грязные сапоги. А ему за что страшно? За то, что ты его воспитал?

– Заткнись!

Но в душе отвратительно заныла подлая надежда, а вдруг Ян прав? Разве Евгений не любил мальчика со дня его рождения? Не сидел с ним по ночам, не играл в футбол, не водил в бассейн, не читал книги? Он отказался от мысли иметь биологического ребёнка. Всю свою любовь и заботу отдал тому, кто кричит о ненависти. Разве это справедливо? Евгений физически ощутил боль, которую много лет носил в себе. И ему стало одиноко, печально, что заслезились глаза и покраснел нос. Тут было отчего пожалеть себя.