Дмитрий Кирияков - Координаты Намерения

Когда мы в очередной раз зашли к прадеду в гости, нас радушно встретили, накормили, а после ужина дедушка за чашкой чая рассказал мне о том, как они с мальчишками в подростковом возрасте решили переплыть Цемесскую бухту в самом широком месте. Это расстояние составляло 9 км, а максимальная глубина бухты была 27 метров.

В назначенный день он и еще двое подростков приступили к заплыву. Это было в июне, всего за пару недель до начала войны. Потратив немало сил и доплыв до середины, они порядком подустали и были замечены пограничниками. К ним быстро подошел катер, их подобрали и отвезли прямиком в НКВД. Потом стали разбираться, кто они, откуда и почему там оказались.

После всего этого разбирательства отец моего прадеда получил строгий выговор. Он тогда работал ревизором на железной дороге. Мать была сильно перепугана тем, что они вообще могли погибнуть. Это казалось большим событием в мирной жизни, но потом началась война, переезд, фронт. Он стал связистом, пережил ранение, госпиталь, работу в разрушенный стране… А бухта так и осталась для него, как он признался, символом глубокого счастья. Она снова и снова притягивала его той атмосферой детской беззаботности, довоенного времени, бесконечного счастья. И теми же самыми сказками, которые теперь я уже сам читаю своим детям. В этом есть что-то загадочное – как истории переживают поколения людей, войны, революции, перевороты, словно бы в них есть какая-то сила, над которой не властно время и смерть.

Когда мы купались в море, мне очень нравилось плавать под водой с маской. Подводный мир виделся волшебным и необъятным, было очень интересно находить и наблюдать за ранее невиданными красивыми рыбами, крабами, ловить их на кусок лески с крючком, наблюдая за этим всем в прозрачной соленой морской воде. Под водой время словно бы останавливалось, я оказывался в другом мире, где не было земного притяжения, и я казался каким-то невесомым и мог парить какое-то время как птица. Еще мне так же, как и многим другим детям, нравилось собирать интересные и красивые камушки и ракушки. Среди них попадались и не похожие друг на друга камни. Когда я впервые их увидел, то не сразу понял, что это такое. На самом деле это были матовые осколки стекла, которые были затерты водой о камни. Они не были острыми и прозрачными, но вместе с этим они создавали у меня впечатление чего-то драгоценного, светящегося изнутри.

Однажды, когда я принес эти стекляшки в дом прадеда, он взял их в руки и стал пристально рассматривать, какие же там сокровища я нашел на дне морском. Уже позже дедушка мне рассказал, что иногда среди камней можно найти окаменелых животных, которым миллионы лет. Он и на самом деле иногда показывал мне окаменелые ракушки, которые находились среди полей, где давно рос виноград, а морских пучин там уже не было и в помине. Но что это такое – «миллионы лет»? Как это можно было представить ребенку? Что такое вечность? Возраст планеты? Вселенной? Если даже камни превращаются в песок. А звезды остывают и гаснут. Что такое возраст мира, когда ты ребенок, а мир измеряется длиной урока или в лучшем случае школьных каникул с обязательными мороженками?

Мой дед и жена прадеда немного посмеялись над моими находками и мыслями. Я не знал, как на это реагировать, но прадед вполне серьезно и спокойно заметил:

– Через какое-то время ты можешь забыть про них, выбросить, потерять, и они так и останутся для тебя детскими безделушками. Но на самом деле все в этом мире может быть как сокровищем и сокровенным подарком, так и безделицей. Вопрос в том, как ты к этому относишься и заметишь ли ты те мелочи и нюансы, которые впоследствии могут стать ключевыми и принести пользу как тебе самому, так и другим. Многие не придают этому значения и не обращают на них внимание, а потом очень жалеют.

– Не понимаю… – сказал я откровенно.

– Как ты думаешь, почему это стекло стало таким? Из острого и прозрачного оно превратилось в тупое и мутное.

Я пожал плечами, потом немного подумал и сказал:

– Наверное, они трутся о камни.

– Да, но не они сами это делают, а вода в виде силы волны постоянно приводит их в движение, и они, соприкасаясь вновь и вновь с камнями, становятся от этого тупыми и мутными.

– Чем эти камешки могут быть полезны для меня или для другого? Да еще и быть дорогим подарком? – спросил я.

– Именно тем, что они тебе и демонстрируют, а ты не замечаешь и не понимаешь! В твоем возрасте я тоже бы не понял. Но если ты захочешь это понять, то рано или поздно поймешь. Я же не могу ждать, когда ты подрастешь. Говорю тебе как есть, ведь мне уже за восемьдесят, и неизвестно, где и когда мы сможем увидеться с тобой в следующий раз. Что будет непонятно, мой сын тебе пояснит, если, конечно, у тебя возникнут вопросы. Пока просто запомни это. Просто запомни это.

Он повторил это еще раз, и мне показалось, что он подумал о чем-то грустном. Он продолжил:

– Такими же тупыми и мутными нас делает море или река твоих мыслей, особенно чужих, чужих целей, желаний, которым ты якобы не в силах противостоять, как этот осколок стекла. Это все хорошо маскируется и врастает в тебя. А потом эти «незваные гости» незаметно становятся хозяевами твоего ума, смешиваясь с твоим эгоизмом. И все это потом превращается в усиленную железобетонную смесь под названием «я такой». И потом ты будешь считать себя таким говоря сам себе: «я такой», и это квази-я никогда не позволит тебе быть ярким, ценным и полезным как для себя, так и для окружающего мира. И как следствие ты надолго можешь потерять дорогу домой!

Конечно, все эти слова я не смог запомнить и понять тогда, в том возрасте, но уже будучи взрослым, я не раз вспоминал с дедом этот случай и он терпеливо объяснял мне, о чем была речь его отца.

А тогда дед сидел молча, он понимал суть сказанного, но ничего не говорил. Я понимал, что дело принимает серьезный оборот. Это было мое первое ощущение, что не так-то все просто в жизни. Во рту появился странный привкус. Вроде бы приехали просто в гости, искупаться в море, но не тут-то было. Мое сердце почему-то стало биться чаще, словно я оказался на каком-то экзамене или даже судебном процессе. Стало как-то тяжело. Словно бы я вдруг столкнулся с чем-то, что придется нести на себе всю жизнь. Каким-то вопросом, на который придется все равно ответить. И с этого экзамена нельзя было сбежать. И шпаргалок не было.

Я не знал, что сказать, я был немного ошарашен. Подобное я слышал впервые. Прадед, заметив мое молчание, сказал:

– Судя потому, как ты многозначительно молчишь, ты, наверно, хочешь указать на ошибку в моих высказываниях? Может, на уроках природоведения вам говорили обратное или что-то подобное?

– Нет-нет, я даже не совсем понимаю! – я вновь неловко пожал плечами и почесал затылок.