Кеша Захаренков - Алгоритм Чагина

Я глубоко вздохнул. Салфетка полетела на пол. Я поднял ее и положил обратно на стол.

– В программе должна быть описана модель нейронной сети. Код для работы с моделью. Может быть, код обучения. Но там ничего нет.

Вышинский положил вилку на грязный стол.

Сначала я решил, что Чагин ошибся. И вместо исходного кода программы он отправил Вышинскому какой-то другой файл. Но путаницы быть не могло: Антон заливал новые версии программного обеспечения каждый месяц в течение года. Он не мог так долго не замечать, какие выкладывает обновления.

Тогда я подумал, что файл Чагина неполный. Что в нем не хватает части кода. И решил проверить эту версию. Но это оказалось сложнее, чем можно было себе представить. Я более-менее разобрался с основами языка Leader, однако, выясняя, что делает та или иная строка кода, забывал, зачем нужна предыдущая. Я пробовал вырывать из текста программы и запускать повторяющиеся куски кода, но и здесь столкнулся с тем, что разрозненные части не складывались в единое целое.

– По-моему, это не код, – продолжил я. – Это просто набор фраз.

Директор поднял на меня глаза. Потом взял использованную, побывавшую на полу салфетку и вытер свой рот.

– Он же не успел дописать программу. Может, в этом все дело?

– Слушай, ты можешь…

Но он меня перебил.

– И потом, на исследование программного обеспечения нужно много времени.

«Гораздо больше, чем я хочу провести в твоей компании», – подумал я.

– Еще ты говорил, язык непонятный, – не сдавался Вышинский.

На языке Leader я написал программу Hello, world!, калькулятор и код для нахождения максимального элемента каждого столбца матрицы.

– Это не искусственный интеллект, не искусственные нейросети. Не просто программа, решающая какую-то отдельно взятую задачу. Это бессмысленный набор строк, – в пылу спора я сказал то, чего не хотел. Меня просто понесло. Со мной так часто бывало: я заранее решал, что и кому не буду говорить, а потом забывался и говорил.

С каждым словом я будто набирал силу, а Вышинский, наоборот, ее терял. И в конце моей речи выглядел директор пришибленным.

Он шумно втянул ноздрями воздух и выдохнул. Салфетка снова полетела на пол. Я поднял ее, скомкал и положил в карман.

Директор прокашлялся.

– И что? По-твоему Чагин меня обманул? – спросил он.

Я удивленно поднял брови. Если Вышинский настолько близко знал Чагина, что стал его партнером по бизнесу, как он мог предполагать, что тот был мошенником?!

– Может, у него просто не получилось, а признаться не смог?

Я никогда бы не поверил, что Чагин организовал аферу. Но успокаивая Вышинского, сам чувствовал себя обманутым. Антон мог создать гениальное изобретение, но вместо настоящего прорыва обеспечил нам с директором фальшивые надежды.

– Как я и думал, – директор со звоном отодвинул от себя тарелку с недоеденной котлетой. – Сначала все заводные, сердца горят… а заканчивается все очередным лохотроном.

– Слушай, Чагин не из тех людей, что…

И тут он что-то услышал. Уловил в моей интонации. Непонимание? Растерянность?

В конце концов, мое мнение могло быть ошибочным. Я и сам в нем сомневался. Боялся упустить важное. Стоило мне отойти от компьютера с открытым на нем кодом, я снова к нему возвращался. Сам себе не верил, и все время спешил удостовериться, не упустил ли я что-нибудь из виду.

Может, я плохо проверил? Может, просмотрел какие-то строки в коде? Не обнаружил между ними взаимосвязь?

Директор отложил вилку и посмотрел на меня в упор. Его широкие ноздри часто раздувались.

– Тогда еще раз посмотри, – Вышинский с жаром наклонился ко мне, и я почувствовал в его дыхании котлетный запах. – Ты же и не сидел почти. Сколько прошло, несколько недель? Что можно понять за это время?

Последние дни я только и делал, что проверял и перепроверял. И так от этого устал, что хотел одного – чтобы этот код проверяли другие.

Может, его нельзя расшифровать? Может, каких-то строк не хватает? Или, наоборот, они лишние? А, может, расположены в неверном порядке?

От этого бесконечного количества «может» я забыл другие слова. Забыл, что обычно уверен в своей работе.

– Есть целые компании для оценки кода. У них намного больше опыта, чем у меня. Я уверен, что они расшифруют код.

Я вообще не должен был браться за эту работу. Только не я. Не я должен был ставить точку в проекте, выносить приговор работе Чагина.

Со стороны это выглядело как реванш. Месть за нанесенную когда-то обиду. Мне приходило в голову, что подсознательно я хотел, чтобы Чагин облажался. А, значит, мог проигнорировать ценность его работы.

– Понятно, – сказал Вышинский. – Ладно, иди. Я что-нибудь придумаю.

Я неуверенно встал. Оглядываясь на директора, пошел к выходу. Я знал, что нужно делать: оставить код Чагина и запускать собственный стартап. Но меня не оставляло ощущение, что я что-то упускаю. Словно не справился с загадкой. Удовлетворился ответом, лежащим на поверхности.

Словно у программы Чагина было второе дно.

На меня смотрели косо, стороной обходили скамейку – и мамочки, толкающие перед собой коляски, и пенсионеры с палками для скандинавской ходьбы, и даже семенящие рядом с мамочками и пенсионерами любопытные собачки.

Я думал, все потому, что посреди буднего дня я сидел без дела. Пил тыквенный капучино с корицей и шоколадным сиропом. Не приносил пользы ни себе, ни окружающим.

«Чагин всех обманул и умер», – думал я, отхлебывая быстро остывающий напиток.

Несколько раз усилием воли я менял направление мыслей, но вскоре забывался, и внутренний голос снова твердил: «Чагин всех обманул и умер».

Это соображение, суть моих последних переживаний, не оставляло в покое. Словно таило в себе больше, чем я понимал – мелочь, которую уловило мое подсознание, но не уловил я сам; подсказку, которую просмотрел.

«Чагин умер, не закончив работу. Но я же видел его код, он бессмысленный», – убеждал себя я. И с точки зрения логики дело было выигрышное.

Однако мысль о смерти Чагина мучила, требовала внимания.

«Может, он не умер? Может, его убили?» Эта догадка не отозвалась во мне никаким иным чувством, кроме раздражения на самого себя. Но по инерции я продолжил размышлять: «Может, не было паранойи? Может, за Чагиным, и правда, следили. Кто-нибудь, кто не хочет спасения человечества. Марина, например».

Мне пришлось сделать очередное усилие, чтобы выкинуть эти мысли из головы. Я собрал всю волю в кулак.

Кулак у меня был, а воли не было.

– Чагин всех обманул и умер, – вслух произнес я и увидел, как к моей скамейке бежит девчонка трех лет. За несколько метров от меня она перешла с бега на быструю ходьбу. А потом остановилась и опустилась на корточки.