Владимир Голубков - Жизнь и приключения Вени, рождённого в СССР

Залез в горячую ванну, расслабленно грея живот всю ночь, да и следующий день, пытаясь вылечиться «народными средствами».

Как оказалось впоследствии, у него произошел приступ аппендицита, нагревание спровоцировало перитонит, и вскоре он скончался уже в больнице, куда его все же успели привезти.

Во дворе гуляли по этому случаю ещё неделю. Все же большим человеком был усопший, известной личностью, вон, сколько народу с гор спустилось проводить его и вспомнить…

Сколько овец тогда перебывало и закончило свой жизненный путь в нише фонтана, не вспомнит, пожалуй, уже никто.

Но последней там побывала лошадь.

Скорее всего, тот хитрый ослик, насмотревшись жути во дворе и поняв что-то своим звериным чутьём, подговорил именно её привезти последнюю арбу с саксаулом.

А потом бедняга просто случайно попалась на глаза суровых детей гор. Старая, грустная лошадь, подрагивающая мелкой дрожью и не поднимающая ни на кого больших и умных глаз.

Веня навсегда запомнил выражение её глаз…

Позже во дворе появилось много-много бараньих костей для игры в кости- «альчики». Были даже две особо ценные костяшки, лошадиные – прекрасные биты для игры.

«Айкур, Тава, Чик, Бык». Кто играл, тот хорошо знает эти выражения.

Но Веня как-то постепенно перестал с тех пор играть в эту игру…

Ему постоянно вспоминались глаза той лошади…

Этот случай вспомнился Вене неожиданно, сам по себе, как только он ощутил во рту вкус, знакомый с детства, когда в магазине совершенно случайно попался помидор с тем же самым неповторимым вкусом.

Как и тогда, в детстве!

Недозрелый, с кислинкой, но сладкий, удивительно сочный, с зелёными семечками внутри, точь-в-точь, как у тех, что с грядок во дворе.

Понято же, что на них тогда можно было разжиться только такими, чуть бурыми, почти зелёными. А те, которые хоть чуть-чуть покраснели и наливались спелостью, снимались хозяевами, дождавшимися, наконец, награды за свои труды.

Но именно этот вкус недозрелых помидор вызвал все эти вспоминания про двор и про друзей…

Встретил Веня не так давно, уже, будучи взрослым, Леонида Ильича Брежнева.

Не живого, конечно, а памятник. Стоит, скучает среди прочих монументов в "Музеоне", Парке скульптур на берегу Москвы-реки. В небе что-то непонятное происходило, похоже, что дождь нешуточный собирался. Где-то надо было искать убежище, как-то укрыться, зонтика-то у Вени, как всегда, не было.

За величавым Дзержинским, стоящим в гордом одиночестве, сразу же прятаться, добровольно не захотелось. То ли бронза отдавала холодом, то ли ещё чем-то веяло от фигуры чекиста.

А за памятниками разных многочисленных классиков марксизма-ленинизма и без Вени народу укрылось достаточно.

Вот он и заприметил Леонида Ильича в надежных и развесистых кустах. У Брежнева в руках книга то ли "Целина, то ли Программа партии" – содержание в этот раз было неважно. Вдруг ливень начнётся, тогда под ней можно было бы и спрятаться.

Дождь нудный оказался, зарядил надолго. А дальше, как в дальней дороге, сближение с совсем не знакомым попутчиком происходит, так и тут, вроде как молчаливое, вынужденное общение с памятником произошло.

Под стук дождевых капель вспоминали каждый о своём.

Веня думал о своей молодости, а он, похоже, о временах, когда в силе был и при власти, да и вообще человеком был, а не монументом.

Веня работал с конца семидесятых годов в Лужниках энергетиком Большой спортивной арены и в силу возраста был полон сил и энергии.

А вот его молчаливый собеседник в это же время откровенно «сдавал», но довольно часто появлялся на стадионе. Нет, не на беговой дорожке конечно.

Брежнев был ярым болельщиком хоккеистов ЦСКА. Служебные места во Дворце спорта находились вокруг правительственной ложи, поэтому почти на каждой игре «армейцев» гораздо интереснее было смотреть не на лёд, а на неразлучную пару: генсека Брежнева с маршалом Устиновым.

Они неспешно перебрасывались фразами друг с другом через небольшой столик с напитками, иногда даже явно подрёмывая.

Но стоило какому-нибудь игроку прижать другого к бортику, или начиналась на поле потасовка, всё!.. Брежнев на глазах молодел, привставая на стуле, держась за перила ложи.

Таким он Вене больше и запомнился – увлечённым и живым.

Вспомнилось и другое, более грустное: церемония торжественного открытия Олимпиады в 1980 году.

Веня по каким-то причинам не успел выскочить из подъезда правительственной ложи, когда туда в окружении охраны и помощников зашел Брежнев.

Ложа находилась на втором этаже, туда поднимался специальный лифт. Но на площадку лифта вели три или четыре ступеньки. Ногу Брежнев приподнимал сам, а всё тело его под локотки поднимали с боков два дюжих помощника.

Веня вспомнил, как его сильно ошарашила немощь руководителя огромной ядерной державы, которую пришлось наблюдать с расстояния каких-то двух-трёх метров.

Такой же правительственный лифт пришлось срочно встраивать в здание Малой спортивной арены, когда там должны были проводить в 1983 году чемпионат мира по хоккею.

Половину здания разломали, времени на всё было два-три месяца, почти успели. Но тут Брежнев умер…

Веня хорошо запомнил тот ноябрьский день, потому, что был тогда «ночным директором». Каждый раз по графику, после окончания работы, из ИТР и руководителей стадиона кто-нибудь оставался дежурить в кабинете генерального директора до утра.

В тот раз была его очередь. Ночью пришлось долго отбиваться от какой-то городской комиссии, которая предъявила претензии, что на стадионе не приспущены флаги и не привязаны чёрные ленты. Объяснял им, что флаги на входе на стадион не государственные, а так называемые «флаги расцветки» без государственной символики. Похоже, они ничего не поняли, потому что с утра опять пришлось объясняться. Веня вспомнил это и посмотрел с укоризной в лицо памятнику. Лицо Леонида Ильича, оставаясь каменным, не отражало никаких эмоций. Лишь темнота неба в тучах придавала ему какую-то неизбывную тоску, а капли дождя, стекающие по щекам, поразительно напоминали человеческие слёзы.

Тут совсем грустно стало…

Покурить бы вдвоём в такой ситуации, но ему ведь ещё при жизни врачи запретили. Да и Веня бросил уже лет 20 назад.

И тут он вспомнил, как впервые увидел Л. И. Брежнева. Ещё тогда, в детстве.

И как-то сразу веселее стало от воспоминания, даже мокрым насквозь себя перестал ощущать.

Дело было в 1964 году. Брежнев только-только стал генсеком и объезжал впервые столицы союзных республик.

В том числе прилетел и во Фрунзе, в Киргизию. Вене тогда было лет десять. В силу возраста энергия вообще клубилась неутихающим вулканом. В «казаки-разбойники», в волейбол поиграть с пацанами и девчонками – это хоть с утра и до ночи, но иногда и домашние обязанности выполнять надо было.