Сергей Ильин - Душа и взгляд. Баллады в прозе

и прежде всего экранизации «Одиссеи» Андрея Кончаловского и «Илиады» Петерсена («Троя») приходят мне в этой связи на ум, а также любопытнейшая разница между ними в отношении к эллинским богам: если Кончаловский откровенно уравнивает богов и людей в своем творческом решении, то Петерсен практически начисто изгоняет богов из

своей кинематографической концепции, —

странным образом художественный результат у обоих режиссеров оказался приблизительно одинаковым и очень высоким, но ведь для самого Гомера боги одинаково важны как в «Одиссее», так и в «Илиаде», —

размышляя об этом парадоксе, я обратил внимание на то, что в эпосе об Одиссеевых странствиях боги как будто оказались более надышанными трогательным лукавством и почти человеческим очарованием, тогда как в эпосе о мировой тогдашней войне ничего, кроме воинственной ревности и властолюбивого соперничества, мы о богах не узнаем, то есть в «Илиаде», сравнительно с «Одиссеей», боги из-под пера самого Гомера вышли в какой-то мере несколько плоскими и однобокими: поэтому, наверное, без них и оказалось возможным спустя две с половиной тысячи лет вовсе обойтись, —

и вот, перечитывая наугад неизбывно таинственные страницы обоих эпосов – от корки до корки, признаюсь, я их осилить не могу— я лишний раз удостоверяюсь, что боги «Одиссеи» и в самом деле гораздо обаятельней и по-человечески ближе богов «Илиады»: о них интересней читать и на них охотней и любовней останавливаешься внутренним взором, когда книга отложена в сторону и душа скользит по прочитанному – но еще больше по непрочитанному – подобно лермонтовскому «парусу одинокому», —

но чей же это актерский взгляд помог мне совершить мое маленькое и глубоко личное открытие? у кого в глазах сияло столько неподдельного волшебства, любовной мудрости и искренней веры в существование высших иерерхий, что обладательницу его хочется назвать еще и тайной Музой экранизации? догадаться нетрудно: это исполнительница роли богини Афины в фильме Андрея Кончаловского – Изабелла Росселини.

Кажется, никто в Голливуде не уделял столько внимания работе актеров с глазами, как режиссер Серджио Леоне, —

о своем любимом актере Клинте Иствуде он сказал: «У него только два выражения лица – одно в шляпе, а другое без», —

о другом актере Чарльзе Бронсоне Леоне заметил: «Он своим взглядом может остановить поезд», —

действительно, зрителю минутами показывают их глаза – и не надоедает, разумеется, причина здесь в остром сюжете, а долгие взгляды героев как бы замедляют и плюс к тому кристаллизируют драматизм ситуации: взглядовые кадры, таким образом, точно паузы, в которых центральный конфликт с неподражаемой оптической ясностью замирает – чтобы навсегда остаться в памяти зрителя – подобно насекомому в янтарной капле, —

и как идеи по мысли Платона являются сущностными сгустками земных феноменов, так взгляды героев у Серджио Леоне воплощают стержневую и, как правило, смертельную коллизию, —

а поскольку зритель, как и любой человек, есть существо прежде всего духовное, то и покидает он зрительный зал в первую очередь с впечатлениями о глазах персонажей, —

да, хотя финальные дуэли в фильмах Серджио Леоне чертовски интересны и без них не обойтись, все-таки взоры дуэлянтов во время дуэлей, вперенные друг в друга по образу и подобию проекций пуль, что отправятся вот-вот вслед за взглядами, —

они суть та пуанта, которая по величине художественного эквивалента— о силе психологического воздействия уже не говорю – не уступит всем прочим компонентам актерской игры, вместе взятым, —

и все-таки, рассуждая по совести, слишком выразительный взгляд, в ущерб текучей неразделимости взгляда, жеста, слова и поступка, насквозь поэтичен, что можно оценивать и как великое достоинство, и как некий малый недостаток, —

достоинство – поскольку он, как всякий удавшийся лирический опыт, потрясает зрительскую душу, —

недостаток – поскольку он, как всякая односторонность, вряд ли совместим с совершенством актерского искусства.

Для меня лично нет никаких сомнений в том, что в общем и целом англо-американское кино относится к французскому, как хорошая проза относится к хорошей поэзии, —

и как в прозе каждый жест, каждое слово и каждый взгляд, несмотря на индивидуальную выразительность, имеют еще и глубочайшее композиционное значение и как бы прежде служат ему, чем самим себе, так в поэзии дело обстоит как раз наоборот: и поэт обычно рассказывает о собственном внутреннем мире, потому что больше ему рассказать нечего и, как правило, в ущерб композиции, —

вот и французское кино, не будучи в силах рассказать о чем-нибудь поистине серьезном, или развлекает зрителя или имеет целью его эмоционально растрогать, —

соответственно и обращено оно по сути либо к юному зрителю, либо к зрителю пожилому, либо – в связи с историческими обстоятельствами – к зрителю «совковому», —

но это уже в прошлом, —

как бы то ни было, впечатление от лучших французских фильмов сходно с пережитыми в юности стихами: это прежде всего душевное потрясение, которое с годами рассеивается, оставляя после себя подобие грустной улыбки, —

и лишь изредка в таком впечатлении проскальзывает истинная житейская мудрость, —

так в финальной сцене типичного в хорошем смысле французского фильма «Двое в городе» Ален Делон, прежде чем его уложат на гильотину, бросает на своего ментора и старшего друга Жана Габена последний взгляд: право, его нужно видеть, —

не уступает ему и ответный взгляд Габена, который тоже не хочется описывать в словах, —

разве что мудрый урок, в нем нам всем ненавязчиво преподнесенный, а именно: провожая близкого человека в смерть, все-таки лучше не показывать слез, —

иначе получается, что ему хуже, чем нам, а такого по определению быть не может, а точнее, быть не должно.

Есть актеры, во взглядах которых сквозит нечто «не от мира сего»: быть может, это и есть самые интересные мастера своей профессии, на Западе их не больше десятка, а в русскоязычном актерском пространстве, пожалуй, один-единственный – Иннокентий Смоктуновский, —

среди публики и критики у него статус «небожителя», однако коллеги из Ленинградского БДТ, где он играл роль своей жизни: князя Мышкина из «Идиота» Достоевского относились к нему, как он сам признавался, с некоторым раздражением и даже подчас враждебно, —

только ли одна недоброжелательная зависть? а может, еще и подсознательная реакция на то, что Смоктуновский не был с ног до головы гениальным актером – как, например, Евгений Евстигнеев – но у него имелась гениальная струнка, быть может, одна-единственная, —