Сергей Лебеденко - (не)свобода

В какой-то момент в зал внезапно ввалился мужчина в обнимку с огромной бутылью воды.

– Простите, а куда заносить?

Прерванный на полуслове, Шпак запнулся и удивленно посмотрел на мужика. Дружно на него обернулись и журналисты. Мужик неловко кашлянул. Пристав очнулся ото сна и уже решительно было направился к нему, когда его настиг окрик Марины:

– Вон туда, – она махнула рукой в сторону совещательной комнаты, – пристав, помогите занести. Всё в порядке.

Ее предупреждали, что сегодня привезут воду, а она и забыла. Пока кулерную бутыль тащили через весь зал, Саша Шпак шептала что-то на ухо бабушке. Та лишь угрюмо кивала. Сам Шпак без всякого удовольствия наблюдал, как плещется вода в бутыли, еще больше затянувшей процесс, от которого он сильно утомился. Ему хотелось, чтобы этот цирк поскорее закончился и его уже отправили наконец в колонию, без всех этих бабьих слез и ненужной тоски долгих проводов.

Когда раскрасневшийся водовоз с шумом выдохнул и покинул зал заседания, предварительно зачем-то извинившись перед Шпаком, Грызлова одарила подсудимого долгим взглядом.

– Подсудимый, скажите, а вы вообще раскаиваетесь в совершении деяния?

– Я не…

– Ваша честь, мой подзащитный ясно дал понять, что не признаёт вины…

Марина встретилась глазами с Муравицкой. Она ожидала увидеть там что угодно: ненависть, злобу, презрение. Но нет – в ореховых глазах адвоката была только усталость.

Марина вдруг поймала себя на мысли, что смотрит сейчас не на адвоката, а на бывшую сокурсницу – причем с теми же проблемами: переработки, недосып, безнадега. Они могли бы обняться и пойти вместе в кафе, но…

«Помни, за какой клуб ты играешь, – наставлял заядлый фанат Константиныч. – И тогда всё у тебя будет в ажуре».

Так что Марина сказала, глядя в глаза Муравицкой:

– Отклоняется возражение, – и добавила: – Подсудимый, встаньте и отвечайте на вопрос.

В тишине было слышно, как за приоткрытой форточкой громко кричала птица.

– Гы, Руцкой. Внук того Руцкого?

Олег промолчал.

Он расплатился за две бутылки вина – красного и белого, пакетик чипсов, замороженные пельмени и сложенные в целлофан овощи, и вышел из магазина в синюю московскую стыль. Добрел до дома, разложил продукты на кухонном столе, долго искал штопор. По дому напротив были разбросаны огни теплых уютных норок. Люди жили в спальном районе, но еще не спали.

Олег налил вино в два стакана: в один красное, в другой белое. Живая вода и мертвая. Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь…

Но ведь главное – не куда, главное – просто идти, ведь так?

И Олег пошел.

– …Fare thee well!

– And if for ever…

– Still for ever, fare thee well.

Помолчали.

– Руцкой, давай уже расходиться, пока я не разревелась. А я не люблю реветь на людях.

– Никто не любит реветь на людях.

– Видишь, ты меня очень хорошо понимаешь.

– Здесь не нужно быть экспертом в эмпатии.

Улыбнулась.

– Мы могли бы стать отличными подругами.

– Но менять пол пока не в моих планах.

– Так что… пока?

– Пока.

Расстались.

Олег опустошил стакан, вернулся в коридор и достал с верхней полки шкафа шляпу с прицепленным к тулье пером. Посмотрелся в зеркало – шляпа, майка, трусы, – вернулся за стол и подлил еще вина.

Шляпа – единственная вещь, которую у него оставила Анжелика.

Когда они разъезжались, Анжелика поставила условие: она забирает не просто свои вещи, но и все свои подарки Олегу, а также елочные игрушки, которые они вместе планировали преподнести маме Руцкого. Коля Васюнин тогда сказал: дай феминисткам точку опоры – и они украдут у мужиков весь мир.

В ночь, когда они решили разойтись (это было сразу после сеанса «Бегущего по лезвию», на фудкорте; едва ли можно придумать худшее место для расставания), Анжелика попросила помочь перевезти все ее вещи к ней в общагу в Сокольниках. На деле не так неподъемно, как звучит: Анжелика оставалась у Руцкого обычно на день-два, основные вещи у нее и так лежали в комнате в общаге. Так что задача у Олега была простой: собрать косметику, шампунь, гель для душа, кондиционер для волос, шапки с прикрепленными к ним значками в виде барашков, дьяволят, смешариков и прочей мультяшной нечисти, кеды для бега и черные полуботинки на невысоком каблуке, шорты и футболки, кое-какое белье (Руцкому было настрого запрещено оставлять что-то из этого себе на память), потрепанные книжки «Penguin Random House» в мягкой обложке и коллекции разных изданий «Гарри Поттера», тетрадки «Death Note» (в которых Олег, к счастью, не упоминался ни разу), манги да несколько словарей и книжек по философии.

…Руцкой не смог запихнуть всё в один пакет, а о каких-то вещах просто забыл. Когда они встретились на станции, напоминающей святилище Мондриана, у едва державшегося на ногах Руцкого был доверху набитый разными вещами пакет, из которого восклицательным знаком торчала ручка фена. На пакете был принт с кустом распустившихся розовых тюльпанов и надписью «С праздником!».

– Ну да, если всё начинается с цветов, почему бы ими и не заканчивать, – сказала Анжелика, слабо, с грустинкой, улыбнувшись.

Она болела гриппом, но все-таки приехала. Блузка и джинсовая юбка холодных цветов, белая шаль и кеды, болезненный румянец на щеках: при иных обстоятельствах Олег бы мог заподозрить, что они внезапно оказались на съемочной площадке какого-нибудь любителя готики типа дель Торо. Потом он, вспоминая ту встречу, думал, что мог бы еще обратить всё в шутку: мол, вот и снялись вместе в кино, вместо того чтобы в него идти.

Но Руцкой провел прошлый вечер в обнимку с бутылкой чего-то слишком крепкого и с Колей Васюниным, который в какой-то момент исчез, поэтому ни бодро пошутить, ни улыбнуться в ответ он не мог. Только буркнул что-то попадающее более-менее в ритм ее вопроса – сам не вполне понял, что именно, – а потом протянул пакет, сказав что-то вроде: «Вот пакет, тут вещи, книги, ну там разберешься».

Анжелика посмотрела на него сочувственно. Когда больной человек смотрит на тебя с сочувствием, понимаешь: дела твои действительно плохи.

– Интересное у тебя ко мне отношение, – сказала Анжелика, даже не взглянув на пакет.

– Почему это? – не понял Руцкой.

Она не ответила. Махнула рукой и села в ближайший вагон метро.

Руцкой не успел среагировать. Он вернулся домой и упал на смятое белье на разложенном диване. Уже днем, когда соседка материлась в ванной, до него дошло, что Анжелика никогда не оставляла у него фен.

Полгода спустя приехала: строгая, в белой блузке с черным галстуком, в зубах жвачка. Перевелась с философского на юрфак. Деловито собрала вещи за полчаса и напоследок предложила выбрать, какой из ее подарков он у себя оставит: шляпу с пером золотого фазана из Австрии, электробритву или иллюстрированное издание «Дон Кихота» с комментариями. Олег выбрал шляпу.