Дара Преображенская - Полёт орла

…..Крестьяне закончили пахоту, чтобы вырастить урожай, отдав часть его в казну. Нет, нет, нет, всё это – бред, моя глупая фантазия из-за моей болезни…..

– Госпожа, госпожа…..

Кто-то коснулся моего плеча. Я открыла глаза, с ужасом поняв, что мои необычные видения были, всего лишь, моим сном, или бредом больного человека раненого стрелою…….

Я больна, я безнадёжно больна. Когда же, наконец, завершатся мои мучения, и я умру, чтобы на том свете соединиться с моим Эрландом? Перед моим внутренним взором возник облик рыцаря в доспехах с эмблемой и гербом графа мерсийского в виде летящего орла; у него было чистое красивое лицо, каждая черта которого говорила о храбрости его обладателя….

– Эрланд!

– Госпожа, госпожа!

Рыцарь исчез, растворившись в тумане навсегда. Я открыла глаза, разочаровавшись в увиденном мной. Так это, всё-таки, был сон, и я больше не увижу Эрланда. Чёрт бы побрал этот старый замок, и всех тех, кто желал моей жизни, в то время, как я жаждала смерти!

– Почему ты разбудила меня, Сильнестрина?

Девушка протянула мне миску с похлёбкой.

– Что это?

– Рагу.

– Я не хочу есть.

Полено в камине треснуло, здесь стало ещё жарче; кажется, я начинала согреваться, и это было хорошо.

– Поешьте, ваша светлость, иначе Ваши силы иссякнут, – сказала девушка.

– А ты?

Я пойду поем в помещении для слуг, я уже там успела затопить печь; хорошо что Берт оставил поленья.

– Нет, останься, побудь со мной.

Кажется, мои слова очень удивили её.

– Останься, я не хочу обедать в одиночестве, – сказала я.

Я зачерпнула ложку в миску с рагу и отправила в рот. Некоторое время мы молчали, пока Сильнестрина не заговорила первой:

– Расскажите мне что-нибудь о Вашей жизни, госпожа.

– Ты хочешь знать о моей жизни?

Девушка кивнула, дожевав недавнее содержимое своей ложки.

– Да, госпожа.

– А если я сочту твоё желание за дерзость?

– Не думаю, госпожа.

– Почему же?

– Я вижу, что-то гнетёт Вас, Вам нужно выговориться, и тогда Вы быстро пойдёте на поправку.

– Почему ты так уверена в этом, глупенькая? – я потрепала девушку по волосам.

– Потому что когда мне бывает тяжело на душе, я выхожу в поле, разговариваю с цветами и травой. Я рассказываю цветам всё, что у меня на сердце, и мне становится легко.

– А ты не боишься, что кто-то сочтёт тебя сумасшедшей?

– Нет, не боюсь, потому что я всегда одна, и никто не слышит меня.

– Хорошо, я расскажу тебе историю моей жизни. Возможно, ты и права, и мне действительно станет легче на душе.

И я поведала ей свою историю, перенесясь из тёмной залы замка с единственной свечой совсем в иные сферы…..

……Я родилась ровно в полдень 8 ноября 810 года в замке самого короля Эгберта, в то время, как моя мать, леди Унгвильда, гостила в укреплённом замке брата. Всё, что я знала о своём младенчестве, так это то, что на моей груди было большое родимое пятно размером с монету; впоследствии это заставило меня стесняться этой своей «особенности». Дело в том, что в те времена земли Гептрархии враждовали друг с другом; то и дело в разных местах Англии вспыхивали войны, и это были действительно жестокие сражения, которые оставляли после себя море убитых и увечных; а тем более, если их тело отличалось от тел остальных людей, они были больше подвержены уничтожению врагом, как люди «с метками Дьявола».

Самое страшное для воина, рыцаря, каким бы он не был по происхождению – чистокровным или нет, остаться увечным. Я слышала позже от матери о том, что многие опытные рыцари без руки или ноги приказывали своим оруженосцам убить их. Я понимала тогда, почему безрукий или безногий человек не мог привлечь ни одну знатную даму и быть славным защитником своего рода. Он не мог прославить свой род, и это было самое страшное для воинственного духа, коим отличался каждый мужчина Гептрархии.

Но тогда Гептрархии – объединения семи королевств в том виде, в каком она существует сейчас, не было. Объединить земли выпало на долю моему дяде, королю Эгберту. Готовился новый поход в земли Кента, поэтому король намеренно пригласил мою мать Унгвильду погостить у себя в замке.

– Опасности никто не отменял, дорогая сестра, – произнёс король, – Элмулд, твой муж поедет вместе со мной, а ты….

– Я разрешусь от своего бремени.

– Моя жена, Редбурга, позаботится о тебе. Ты можешь довериться ей точно так же, как я доверяюсь.

Я помню тётю Редбургу; она не отличалась красотой, однако была умна и не привередлива. Думаю, именно такая жена подошла бы королю, так любившему опасности и неизвестность. У неё были длинные каштановые волосы, всегда туго стянутые в косы, обрамлявшие её изящные уши; карие глаза, прямой нос с горбинкой, несколько больший, чем полагалось иметь благородной леди.

Она не очень часто улыбалась, возможно поэтому её щёки никогда не трогал румянец. Одевалась леди Редбурга строго, хотя возможностей для моды и дамских туалетов у неё было гораздо больше, нежели у остальных благородных дам и фрейлин её двора. По христианским праздникам она позволяла себе, как полагалось по этикету, одеть меха и парчу, завезённую с Востока, с Дамаска и с Сирии. Ни у кого не было таких великолепных тканей, таких духов и украшений….., но леди Редбурга, казалось, совсем не обращала внимание на подобные вещи. Зато она была очень набожной, регулярно жертвовала золото на строительство монастырей.

В 802 году, за 13 лет до моего рождения после смерти Беотрика Эгберт был провозглашён королём Уэссекса при поддержке Карла Великого и папы Льва III.

Леди Редбурга, как я слышала, покровительствовала святой церкви, никогда не забывая о той добродетели, которую получила от неё. Дети замка немного побаивались её, потому что со стороны она всегда выглядела такой строгой и сосредоточенной. Любил ли её мой дядя, лорд Эгберт, король Уэссекса? Думаю, он жил с тётей больше по привычке, чем «от чувства»; я слышала о многочисленных любовницах короля, которых он регулярно водил в свою «тайную комнату», существование которой в замке не было ни для кого секретом, и даже для леди Редбурги. Но тётушка смотрела на любовные увлечения своего мужа сквозь пальцы, ведя скромную жизнь, приличествующую её положению.

Король Уэссекса мне запомнился довольно статным мужчиной невысокого роста со светлыми чуть вьющимися волосами, которые отличались особой мягкостью, вовсе не свойственной её характеру. У него были серо-голубые глаза, но, помню, взгляд дяди отличался прямотой. Он мог смотреть на тебя, не отводя взгляда до тех пор, пока ты сам не отводил его. Однако меня дядя очень любил, возможно, из-за того, что обеспечил моё безопасное появление на свет. Хотя вряд ли за одно это любят.