Юрий Перевалов - Третий бастион

– Просто он ненастоящий. Настоящий мне бы так заехал! Ого! В лепёшку бы уделал! Меня б мёртвого отсюда унесли хоронить.

– Он тебе его показывал, пояс-то свой? – спросил я.

– Конечно. Выносил на руках и кланялся на восток.

По священному убеждению моего друга, настоящего мастера с чёрным поясом одолеть в честном поединке было практически невозможно, в чём я с ним был совершенно согласен.

Получив удар, парень встал с земли и, став отчего-то крайне сосредоточенным, объяснил своё падение очень сложной цитатой из Лао-Цзы. Арсений смотрел на него и улыбался, как мог бы улыбаться исследователь, опыт которого удачно прошёл. Разоблачённый мастер ещё долго выступал перед моим другом. Широко расставляя ноги, он вставал в странные позиции и заставлял принимать их моего товарища, что тот делал с большой охотой, после чего бывший чёрный пояс так поправлял ему руки и ноги, сдвигая их на какие-то миллиметры, будто он был скульптором, ваяющим статую.

Однако же основным занятием Арсения, пережившим эти и многие другие страсти, являлось «чёрное копательство», как он громко его именовал. Сеня как бы нехотя и загадочно, с видом настоящего знатока, говорил о собирании древностей и опасных сделках.

Однажды он чуть не подрался с одним любителем этого промысла на свежевспаханном поле: Сеня и ещё один такой же мародёр вышли с металлоискателями на пашню и здорово поцапались. На этом поле когда-то проходила старая дорога и стояло богатое село. По весне в земле находили ценные вещицы. Помирившись, парни поделили пашню на квадраты в шахматном порядке, чтобы каждому с одинаковой вероятностью достался какой-нибудь улов.

Разнообразного хлама в его доме всё прибавлялось. Изредка некоторые вещи из его коллекций пропадали, а другие появлялись. Возможно, он просто находил по родству душ таких же увлечённых мечтателей, как он сам, и они обменивались находками.

Эта бурная деятельность, по сути, не вела к практическим целям, хоть мой друг и заявлял с гордостью, что скоро сделает состояние. Его просто бросало в новые неисследованные края, он любил поглощать новые знания и действовать без раздумья о будущем.

***

Я приехал в Каменск – прекрасный деревянный городок на реке. Казалось, будто ожившее дерево само выстроилось, а не люди сколотили и построили эти дома. Скорее они нашли этот город уже готовым и поселились здесь. Я шагал по узким улицам, полого поднимающимся от реки. Рюкзак с жестяными банками, полными монет, здорово тянул мне плечи.

Арсений жил в районе ветхих двухэтажек, с дровяными сараями и колодцами с воротом во дворах. Я быстро нашёл знакомый дом. Вошёл в подъезд. Сенина дверь оказалась не заперта. Я пробрался через тесную полутёмную квартиру и нашёл своего друга.

Арсений сидел за столом и под мощной лампой разглядывал через лупу монету. Весь стол перед ним занимали аккуратные стопки монет разной высоты. Они походили на недостроенные колоннады. Некоторые из них упали и свалили соседей. На полу стояло несколько стеклянных банок с такими же копейками. В углу комнаты валялись кучей системные блоки, платы, несколько мониторов и закрученные тугими кольцами провода. Такой же электроникой был забит целый шкаф.

На стене за своей спиной Сеня разместил трофей: отчищенный от ржавчины обрывок кольчуги, пехотную каску времён Второй мировой и блестящий длинный кинжал, выточенный из сломанной шашки. Какие-то корявые картины, нарисованные на больших бумажных листах и криво пришпиленные на кнопки, висели повсюду. Увидев эти творения, я очень удивился.

– Давай сюда, – сказал Арсений.

Такая у него была манера. Он ненавидел правила приличия и сразу переходил к делу.

Я отдал ему всё, что привёз, и вышел на крохотный балкон, где едва мог развернуться один человек.

Мне нравилось бывать в Каменске.

Утром солнце сверкает сквозь густые кроны деревьев. Кто-то невидимый идёт за водой и брякает ведром. Мелкие пацаны стремглав проносятся на велосипедах – их возгласы и металлический стрёкот их лёгких машин быстро стихают, похожие на порыв ветра. Несмотря на то что буянит за стеной лохматый пьяница – ловит своих докучливых чертей, а в соседнем доме обитают наркоманы, тихие и пугливые молодые люди с горящими глазами, как вампиры, выходящие из своей норы только в темноте, я отчего-то думал, что здесь живёт кто-нибудь по-хорошему ненормальный. Какой-нибудь тайный исследователь или каббалист. Выходит на такой же балкон и смотрит в эти же дворы. Какой-нибудь ещё не старый человек, знающий многое о многом. У него собрание минералов, ценных ветхих книг или костей вымерших животных. И живёт он в полном одиночестве и совершенно счастлив.

Мне не хотелось верить, что всё здесь скучно и убого.

Пока я размышлял об этом на балконе, Сеня разобрался в моих сокровищах.

– Дай мне вот эту монету, – он выбрал петровскую деньгу.

– Не могу, – ответил я.

– Ты же теперь не собираешь, – сказал он.

– Это ценная штука, – ответил я. – Не могу так просто отдать. Бери что угодно. Вон, хоть либерийский доллар. Большой и тяжёлый. Может, и серебро в нём есть.

Он вздохнул, посмотрел на меня строго, достал из тумбочки маленькую чёрную коробку и протянул её мне.

– Меняю, – сказал он сварливо.

Он хорошо подготовился: в коробке была американская нимфалида, на её крыльях чудесным образом синий металлический цвет переходил в бархатный чёрный.

– Едрит твою, Сеня! – воскликнул я и выхватил коробку у него из рук. – Откуда?!

– Есть тут один любитель. Важный очень. Такой, знаешь, Левенгук, – его рассмешило это имя, и он расхохотался.

Собирательство монет мне поднадоело, и я с лёгкостью обменял царскую медь – перед размахом таких крыльев трудно устоять.

Петровский медяк Сеня взял на будущее – просто деловая хватка. Когда же я спросил его, почему вся квартира завалена копейками, Арсений рассказал мне о многоступенчатом деле, в которое он погрузился с головой.

В их городке известной личностью был выживший из ума старый художник. Он прославился тем, что писал летний пейзаж с левитановским размахом и кустодиевским цветом. С возрастом он забросил этот жанр и стал рисовать цветные мохнатые круги на угольно-чёрном фоне и закрученные винтом галактики, похожие на осьминогов.

Друг мой узнал, что у старика есть коллекция монет. Арсений записался в его студию изобразительных искусств и стал исправно ходить на уроки – лишь бы подобраться к ценностям поближе. Он аккуратно посещал занятия. Сеня увешал комнату своими отвратительными творениями, где перспектива смещалась и внезапно сдавливала пространство, отчего в картинах чувствовалась тревога и напряжение, а гипсовые цилиндры, кубы и конусы на учебных рисунках наваливались друг на друга, как пьяницы, которые только что вышли из кабака.