Диана Ставрогина - О чем он молчит

На этике Денис первое время чувствовал себя беспомощным, не догоняющим суть. Прежде он ни о чем подобном не задумывался. Родители и подавно ни разу не озадачивались философскими беседами. Он сомневался, что они сами в своей ежедневной рутине хотя бы иногда мыслями уходили в столь мудреные глубины.

Тогда-то его ушей впервые по-настоящему достигли речи Катерины, объяснявшей свои решения Аверинцеву. Тот не демонстрировал ни излишнего одобрения, ни неодобрения, но кивал с таким вниманием, что несложно был догадаться: в звучавших словах что-то есть.

Денис следил за рассуждениями Катерины, надеясь, что сумеет понять логику чужих мыслей и отыскать в ней способ, который позволит разделываться с этическими дилеммами успешно, потому что сам он терпел поражение за поражением. Аверинцев в любом его ответе находил уязвимость до того значительную, что Денис не мог дальше оставаться спокойным и уверенным в своем решении, тоже начиная видеть в нем недостаточность или даже вредоносность.

В том, как обычно размышляла Катерина, было что-то непривычное, неординарное. Ему потребовалось время, чтобы осознать: дело в ее взгляде на последствия. Для нее цепочка принятия решения не заканчивалась на двух звеньях «сделанный выбор – результат», а продолжалась. Она видела, к чему ведет этот результат. Она всякую ситуацию рассматривала на разных этапах временной линии. Она готова была взять на себя ответственность, распространявшуюся на куда большую область, чем ее сокурсники имели бы смелость узреть.

Денису никогда не приходило на ум, что ответственность за любое действие на самом деле настолько велика. Он никогда не задумывался, что один конкретный выбор одного конкретного человека – лишь костяшка домино. Он никогда не представлял мир как глобальное хитросплетение причинно-следственных связей. Он никогда прежде не осознавал, что он среди прочих существующих в мире людей эти причинно-следственные связи создает.

Он не мог знать, что в будущем, несмотря на все предыдущие попытки, сделанные открытия и появившиеся у него принципы, не сумеет выбрать правильно.

В одном из любимых Леной баров-ресторанов Москвы сегодня был аншлаг: поздний вечер субботы, на сцене хорошо известная в определенных кругах кавер-группа, за окном пусть и середина весны, но без ушедшего за горизонт солнца на улице пока довольно прохладно, и многие совсем не прочь закончить вечернее рандеву за напитками покрепче кофе где-нибудь в тепле. Лена вместе с двумя своими подругами еще с учебы на юрфаке, Аней и Сашей, даже успела немного замерзнуть во время не столь уж долгой прогулки по Тверской.

Последний свободный столик они урвали практически чудом. От выпитых за прошедший час «маргарит» у Лены горели щеки, тело же до сих пор не покинула мелкая дрожь. По сравнению с активно болтающими девчонками ее, может быть, немного развезло от алкоголя, выпитого на полупустой желудок и вымотавшуюся за рабочий день голову, но легкое опьянение, при котором молчать хочется сильнее, чем говорить, было одной из целей сегодняшнего вечера.

Она устала. Она запуталась. Она больше не знала, как ей стоит поступать.

С трудом верилось, что с новогодних каникул едва минуло три с половиной месяца: ей казалось, Сочи, форум, море и ленивое лежание на огромном гостиничном диване вместе с Денисом случились в какой-то другой жизни. Январь принес с собой очень нужную Лене надежду, став первым за долгий и тяжелый прошлый год периодом перемен в лучшую сторону, и она поверила, что действительность их брака наконец медленно, но движется к прогрессу. Она поверила, что Денис хочет что-то исправить. Она поверила, что ее муж по-настоящему хочет быть с ней.

Они впервые за столько лет провели вместе отпуск, и пусть в начале несколько дней с Морозовой, явившейся из неоткуда, и Денисом, замирающем подобному сурку при встрече с хищником, обещали мало хорошего, оставшеюся неделю Лена все чаще чувствовала себя близкой Денису. У них до сих пор получалось легко ладить друг с другом, хотя она искренне боялась, что после затянувшегося периода отстраненности и замкнутости со стороны Дениса, находиться вместе подолгу будет непросто. Но они… ладили. Как-то совершенно естественно и просто.

Лена печально усмехнулась, поднеся к губам бокал. С Денисом всегда было легко, когда он того желал. Жаль, что чаще его желанием оставалось зарыться в работе с головой. Она должна была признать, что в последние недели в этом стремлении он превзошел сам себя.

– Ленусик, – Саша резко, словно ей только что ударили в голову два бокала вина, забеспокоилась, прекратив свой рассказ о работе на новом месте. – Ты не с нами. – Слова она протянула с капризной интонацией.

Аня закивала в согласии, продолжая цедить свой коктейль. Лена послала подругам извиняющуюся улыбку.

– Простите, девочки. Задумалась.

Саша хотела было что-то сказать, но Аня ее опередила:

– Лен, случилось что-нибудь? Ты сегодня и правда невеселая. – Тревога в ее голосе была неподдельной. – Все хорошо с Денисом, в студии?

Покачав головой, Лена поспешила успокоить обеих, теперь пристально за ней наблюдавших, подруг:

– Все хорошо. – Она улыбнулась как можно радостнее. – В студии все отлично: учеников прибавилось, я сегодня семь уроков отвела, можете себе представить. Далеко не все мои ученики сразу поют как ангелы. – Саша и Аня рассмеялись. Лена поспешила добавить: – Да и с текилой на голодный желудок нелегко оставаться трезвой. – Теперь они посмеивались уже втроем.

Саша со значением покачала головой:

– Семь занятий в день, а? Помнишь, как ты начинала с трех учеников в месяц?

Лена кивнула.

Конечно, она помнила. Как почти все, кого она знала, крутили пальцем у виска, когда она все-таки решила бросить юрфак и еще раз попробовать поступить в Гнесинку на эстрадно-джазовое отделение. Как затем никто из них не верил, что она в качестве преподавателя по вокалу сможет заработать себе на достойный уровень жизни. К ее счастью все эти люди были неправы и, вероятно, мало что знали о стоимости занятий у действительно компетентных педагогов.

Сразу после окончания одиннадцатого класса Лена пыталась поступить в Гнесинку, но провалилась на втором туре отборочных, и ее уверенность в себе из-за этой неудачи значительно пострадала. Сейчас она, зная ситуацию изнутри, прекрасно понимала, что не пройти в тройку избранных, поступивших на бюджет в главную музыкальную академию страны – событие, далекое от провала, но для нее семнадцатилетней все происходящее казалось трагедией.

В те дни ей никто – даже ее преподавательница по вокалу в родном городе – не подумал объяснить, что в мире высокой конкуренции побеждает тот, кто после отказов пытается лишь сильнее прежнего.