Алёна Береза - История государства Виктория. Рассказы

При въезде в Челябинск на железнодорожных путях открываются слова из гигантских каменных букв:

«Урал – опорный край державы!» А.Т.Твардовский

И сказал ему Господь: «сними обувь с ног твоих, ибо место,

на котором ты стоишь, есть земля святая» Библия

Новым серебром.

С. Есенин

Береза, как магическое, могущественное дерево, широко вошло в обрядовую жизнь русского народа. В языческой Руси верили в богиню Берегиню, мать всех духов и всех богатств на земле, поклонялись ей в образе священного дерева березы. В христианской Руси береза была символом Девы. В древнерусской мифологии Дева – великий и охранительный и вдохновляющий символ русского народа. В самый главный праздник, в Пасху, в Святую березовыми ветвями украшали дома, храмы. После этого березовые ветви приобретали значение оберега, их оставляли на грядах, в полях, в сенях, в подвалах, в сараях для защиты от птиц, воров, любой беды и несчастья. Через 50 дней после Пасхи справляли Троицу, праздник сошествия Святого Духа на апостолов. Троицу отмечали так же, как и Пасху, Масленицу целую неделю. Эта неделя приходилась на седьмой по счету от Пасхи четверг и носила название Семик. В семицко – троицкой неделе праздновали как христианский праздник, так и языческий праздник вхождения земли – матери в силу, расцвета всей растительности. Этот праздник считался чисто женским, в праздничные хороводы мужчины не допускались. В первый день Семика, в четверг девушки в праздничных одеждах отправлялись в лес и с чудесной русской песней «Во поле березонька стояла», созданной специально для Семика, завивали березу лентами, бусами, платками с другой березкой, делали зеленую арку. Было поверье, которая девушка первая сядет под завитую березку, выйдет в этом году замуж и ещё, на чьё имя завьют берёзку, тот проживет целый год, завивали на тяжело больных. Молоденькие девушки посвящались у березки в возраст невест, они кумились у березы, дарили друг другу подарки с обещанием не отбивать жениха у подруги, водили хороводы вокруг березы, плели венки, гадали. В последний день недели, в День сошествия Святого Духа на апостолов, в Троицу возвращались в лес и развивали березку. Второй день после Троицы, понедельник назывался Духов День, в него поминали мертвых. Считали, что Духова Дня боится, как огня всякая нечисть. В день перед Троицей, в Троицкую субботу, в «родительскую субботу» семьями шли на кладбище, могилы украшали венками и березовыми ветвями. Обрядовым блюдом была яичница, символ идеальной космической гармонии жизни, где желток-солнце, а белок – мир. Другими названиями Семика были Зеленые Святки, Березкины Именины. В Семик праздновали таинство жизни, носителем которого является женщина. Береза символизировала это таинство, выступая как подлинное Древо Жизни. Венок в древнерусской мифологии символизировал вечное возвращение растительной жизни, тайну жизни и тайну смерти. Если какая -нибудь мечтательная девочка часто плела венок и одевала себе на голову, бабы сокрушенно охали: «Не жилица на белом свете!» Венки обязательно возлагали на мертвых. Венки с семицко-троцкой недели тоже признавали оберегами, которыми пользовались так же, как ветками березы в Пасху.

Рассказ

Серенький рассвет слабо брезжит в темной избе. Во дворе хрипло запевает одинокий петух. Молодая женщина, худенькая, невысокая, в платке, по – деревенски низко повязанном, легонько потрепала босую ногу, выглядывавшую из – под тулупа, шестилетнего сына, спавшего на печи.

– Вставай, Юра! уже рассветает, а Вам бежать далече!

– Маманька, а ты яичко дашь? Тогда встану, – сонно пробурчал сын. С печи раздается голос другого восьмилетнего сына Лёни:

– Еврей! яичко ему подавай! Подавится этим яичком!

– Не подавлюсь, а без яичка я не встану, хоть стреляйте! – закричал Юра.

– Ладно, Юра, сварю тебе яичко, только вставай! – примирительно сказала мать.

По пыльной песчаной дороге бойко бегут два босоногих мальчика, Лёня и Юра. Они бегут работать подпасками в далекую деревню, за 20 километров, куда их, устроила на работу мать, после того, как безвременно пала их кормилица, корова Милка. Милку укусила на пастбище змея, и корова пала. Повыла вся семья над смертью Милки, и решено было на семейном совете, что надо идти мальчикам работать. Папаня их отсутствовал по причине геройской службы на Карельском фронте.

Война уже была недалеко от них. Слышна была канонада ужасающих пушек, взрывы были слышны и один раз летал над их деревней самолет с черной свастикой на черных крыльях. По большаку, за их деревней, недавно целые сутки шли танки в сторону Москвы.

Лёня и Юра прибежали в дальнюю деревню к пастуху еще затемно, еще не рассвело, вовремя. Пастух им сказал:

– Пришли, молодцы, робята!

Он крикнул тетке Ирине, жене его, чтоб плеснула робятам молока, да дала по краюхе хлеба. Мальчики быстро умяли хлеб с молоком, и отправились с пастухом выгонять большое совхозное стадо.

– Не балуй, лешие! – кричали они и стегали хворостиной отставших коров.

– обед, на полднище, приехали доярки доить стадо и привезли два ведра густого совхозного супа с мясом. Хорошо было работать мальчикам, сытно и весело. Они были счастливы и очень рады. Через неделю, когда мальчики пообвыкли со стадом управляться, потребовалось пастуху дяде Ивану отлучиться в контору и мальчики остались одни.

– Не боись, Юра! – сказал Леня – Не сожрут нас волки!

– Мы зачем волкам, вон коровы какие толстые! – посмеялся Юра.

– Дурень ты, Юрик, дяде Ивану за коров тюрьма, пусть лучше волки нас сожрут, чем коров, – ответил Леня.

Через час яростно залаяли пастуховые собаки, и стало слышно, как завыли волки.

– Лёня! Волки! – испуганно завопил Юра и быстро побежал к ближней копне сена.

– Леня сразу нашел толстую ветку, запалил ее в костре и громко крича, побежал с горящей веткой вокруг стада. За ним, громко лая, устремились три собаки пастуха. Леня бежал и кричал:

– Папаня! стреляй, волки! Папаня, стреляй, волки!

Лёня зажег сухую траву на болоте, откуда доносился волчий вой, стадо испуганно жалось к костру, а Леня бегал и зажигал сухую траву на болоте. Дым на болоте выгнал волков, и они ушли, вой их стих. Сразу разразилась гроза и залила костры. Леня вернулся и стал искать брата.

– Юрик, где ты? Не сожрали ли тебя волки? – кричал Леня. Из копны глухо раздался крик:

– Здесь, я, Леня! Полезай сюда, здесь сухо и тепло. Леня залез в копну и стал выговаривать брату:

– Дурень, ты, Юрик! От волков нельзя спрятаться, они тебя в два счета из копны достанут, сухого и теплого. От них одно спасенье: костер и ружье, больше ничего нет. Из тебя, Юрик, никакого пастуха не выйдет ни в жисть. Тебя и самого волки сожрут и всех коров зарежут.