Ольга Ли - Ультрамарин на кончике кисти

Да-да, это давно не новость – Павлу скучно со своей идеальной, безупречной женой. Она для него как жевательная резинка, которую жевал так долго, что уже и забыл, какой у нее вкус. Идеальная жена – это какая-то стерильная женщина. Слишком правильная и предсказуемая. Никогда не подведет, во всех бедах поддержит, от всех защитит, накормит, переоденет, разыщет на другом конце Москвы, доставит домой на такси, отмоет, если описался – переоденет, где надо – подотрет, да и вообще, во всем оправдает, за все простит… Ага, вот такая она жена. Даже самой противно. Это уже и не жена никакая, а что-то вроде матери, няньки или сиделки при больном.

Вся их совместная жизнь, построенная на прочной, проверенной годами близости, давно уже бесила Ладу. И даже не столько из-за того, что Павел пил беспробудно. А из-за того, что она продолжала все это терпеть – его невнимание, его пренебрежение, его абсолютно искренние покаяния и обещания жить по-человечески, как все люди. Все чаще Ладе в голову приходили мысли, что она, по большому счету, неудачница не только в семейной жизни, но и в жизни вообще – ничего не достигла, нигде не преуспела – и это, конечно же, не из-за Павла. Разве виноват Павел, что будни ее до неприличия тоскливы и убоги, однообразны и бесцветны? Ни приливов в ее жизни, ни отливов. Нет, Павел здесь ни при чем. Она сама… Сама все это построила. Свой пряничный домик. Уют, покой. Телевизор по вечерам… Томик классика под боком. С одной стороны – все это вроде бы хорошо. Но разве об этом она мечтала?.. Нет, не такую жизнь она себе представляла. Тогда какую? Господи, да она уже и не помнит! Но уж точно она не мечтала, что будет женой при муже-алкоголике. Что будет жить только его интересами, а счастье будет отмерять днями, когда он трезвый.

И поменять все – духу не хватает. Да она и не знает, как поменять.

Лада усмехнулась. Поменять все… Легко сказать. На самом деле это так же тяжело, как сдвинуть камень, который годами лежал на одном месте и практически врос в землю. Для этого ей самой нужно быть другой. Она же не сможет в один день изменить свою природу. Даже сегодняшняя дикая выходка не изменила ее. Нет, точно не изменила.

«Хотя сегодня… – Лада зло улыбнулась и, поправив ногами лохматый пестрый плед, легла поудобнее, – сегодня, Лада, ты превзошла себя».

Перед ее мысленным взором опять возник образ вернувшегося домой мужа: Павел, жалкий, с пьяным носом, с остекленевшими глазами, в нелепой своей шапке…

«Эх, Паша, Паша, ни о чем-то ты не подозреваешь…»

Нет, о том, что случилось сегодня, он никогда-никогда не узнает! И никто не узнает.

Лада встала с дивана, прошла в коридор и, пошарив в карманах Пашиной куртки, достала из мятой пачки сигарету. На кухне она долго искала спички в ящике стола, а когда нашла, прикурила сигарету и с наслаждением глубоко затянулась. Ее лицо снова приняло спокойное, пожалуй, даже веселое выражение.

Сквозь белые цветы, вышитые на занавесках, было видно, как за окном валит мягкий и медленный снег. Широкая улица оживленно раскачивалась в море вечерних огней. Цветные флажки возбужденно хлопали на домах. Нескончаемой лавой лился шумный поток машин.

Теперь ей казалось, что целая вечность прошла с тех пор, как она вылетела от Ваниных, хотя в груди до сих пор было как-то тесно и пусто. Конечно, конечно, такого больше не повторится! А соседка, эта несчастная Ольга Михайловна, кажется, что-то почувствовала…

Лада припомнила изумленное лицо Ваниной, когда та вернулась домой после очередной косметической процедуры, и в то же время представила свое собственное – приветливо улыбающееся.

Сердце снова бешено заколотилось в груди – как же она это допустила? Может, она временно потеряла рассудок?!

Внезапно на Ладу нахлынуло необыкновенно острое ощущение счастья и ужаса. «Беспутная… А-я-яй, а ты, оказывается, беспутная!» – прошептала она, глядя на свое отражение в окне.

А ведь еще несколько часов назад она ругала себя за то, что не способна к безумным поступкам и похожа на терпеливую, прилежную школьницу, которая старательно выполняет скучный, надоевший урок и не решается поменять серое строгое платьице с занудным крахмальным воротничком на что-то более легкомысленное и смелое.

«Сегодня ты попробовала сразу все – и легкомысленное, и смелое».

Лада вошла в спальню, прислонилась к дверному косяку.

Посреди кровати, прямо на шелковом покрывале, утопая в нежнейших голубых оборках, в позе эмбриона лежал Павел, лохматый, грязный, с красным лицом и бордовыми ушами.

– Это ты? – Он неожиданно приоткрыл глаза и посмотрел на Ладу из-под тяжелых век.

Она не откликнулась.

– Я есть хочу… – промямлил Павел.

Лада выпустила густую струю дыма, отвернулась к окну и опять засмотрелась на белый порхающий снег за окном. Улица была все такая же яркая и веселая, полнеба утопало в мягкой снежной пыли. Верхние этажи и крыши домов были сказочно озарены. Лада улыбнулась, перед глазами снова поплыли неуловимые прозрачные видения…

Как странно и непривычно, когда тебя обнимает и целует чужой мужчина. Все другое. Губы, дыхание, руки, взгляд. И пахнет он по-другому. Тревожно, незнакомо, волнующе. Да, этот опыт необходим. И в этом нет ничего постыдного…

– Ты что, не слышишь? – окликнул Ладу Павел.

Она напряженно застыла. Ей не хотелось шевелиться, не хотелось отвечать на вопрос мужа. Не хотелось возвращаться в реальность. Оставаться бы и дальше там, в стране грез. Где нет Павла. Где и сама она – не такая, какая она сейчас, а какой хотела бы быть.

– С чего это ты закурила? – Павел наконец заметил сигарету в ее руке.

– Просто так… – сделав над собой усилие, ответила Лада.

– Не кури.

– Отстань… – отмахнулась она с досадой.

– Не кури… – строго повторил Павел и, подняв на Ладу свои мутные глаза, с трудом сфокусировал на ней взгляд. – Муж тебе говорит!

Павел тяжело приподнял голову от подушки. Было ощущение, что его голова налита свинцом и перевешивает все тело. «Бедняжка, – подумала Лада, – когда-нибудь это его убьет. Вот ведь кому совсем не хочется жить! Он думает, что живет – веселится, встречается с друзьями, имеет успех у женщин. Но посмотреть на него – это уже не человек, а тень человека. У него почти не осталось желаний, кроме одного – напиться и впасть в забытье. Отчего он пьет?»

Павел неуверенно сел на постели и спустил ноги с кровати. Лада осторожно сбоку наблюдала за ним, и ее не отпускало чувство гадливости: опухшее лицо, мутный взгляд, растрепанные, липкие волосы, весь пропах перегаром, одежда мятая, в каких-то пятнах – а ведь еще утром, когда уходил из дома, он вполне прилично выглядел. Теперь же ощущение, что он побывал на какой-то войне и потерпел сокрушительное поражение.