Наталья Струтинская - Свод небес

Когда сумерки густой серой пеной накрыли вертолетную площадку, скрыв от глаз очертания долины за обрывом и нить реки, пилот самолично объявил о том, что на связь с диспетчером выйти не удается, что вертолет лететь дальше не может и что следует подождать некоторое время, пока ситуация со связью прояснится, заметив, что, возможно, ждать придется до утра. Провести ночь в тесной кабине вертолета являлось непривлекательной перспективой для всех, поэтому проводник, вынув из своего рюкзака карманный фонарик, предложила членам группы пройти к заброшенной туристической базе, что темнела за сосновым перелеском. Пилот выразил свое сомнение относительно этой идеи, отметив, что базой давно не пользовались и что дома могли изрядно обветшать, но проводник только молча приняла это его замечание, одарив пилота отрешенным взглядом человека раздумывающего, сомневающегося и прикидывающего все «за» и «против». Наконец, утвердившись в какой-то своей мысли, проводник закинула за плечо рюкзак и направилась к перелеску. Группа смиренно последовала за ней.

По мере приближения к строениям туристической базы тропинка, по которой они шли, расширялась, вливаясь в изогнутые каналы дорожек, устланных тротуарной плиткой. Каждая из дорожек вела к отдельному одноэтажному деревянному домику с многощипцовой крышей и высокими окнами с решетчатыми ставнями. Домов было восемь, и почти все они были совершенно одинаковые. Только один, выполнявший, должно быть, когда-то административную функцию, отличался от других: двухэтажный, бревенчатый, с открытым балконом на втором этаже и заколоченным входом на первом, он возвышался чуть в стороне, словно председатель какого-то важного собрания. Территория туристической базы была ограждена черным металлическим забором, краска на котором еще не успела облупиться. Возле главных ворот, теперь раскрытых настежь, стояло небольшое строение – должно быть, будка охранника.

По всей видимости, когда-то это была процветающая туристическая база, теперь находившаяся в состоянии упадка.

Однако в этом царстве духов природы и бессилия человека не выглядели нелепо ни тротуарная плитка, промеж которой уже просунули свои вездесущие головки зеленые травинки, ни бревенчатые строения, темневшие среди пышногривых сосен, ни металлический забор, призывно распахнувший створки ворот, – все построенное рукой человеческой и отданное в распоряжение всемогущей силы земли было объято вуалью подобия всего естественного, первозданного, словно не человек построил эти дома, а сама природа заново создала их, обернув их в угодную ей оболочку и населив их задуманными ею формами жизни.

Слабый плоский свет карманного фонарика казался совершенно бесполезным в этой империи тьмы и патриархата неприрученной, неукрощенной могучести промысла непознанной и непостижимой натуры единовластной земли. Фонарик отбрасывал беспомощный рассеянный свет, что небольшим бесцветным шаром собирался у ног проводника, иной раз в темноте врезаясь в стену дома, деревянную ступень или же в шершавый ствол дерева. Так, бесшумно ступая по заросшей травой дорожке, группа вошла на территорию базы, неустанно оглядываясь на темные квадраты строений и серые просветы между ними. Каждый невольно ожидал, что база все же не пустует и что вот-вот зажжется в одном из окон свет и к ним выйдет сторож или кто-то из членов администрации. Но света нигде не было, а по дорожкам шуршал своим неуклюжим шагом только совершавший вечерний променад неугомонный ветер.

Проводник прошла к одному из домиков и нажала на ручку входной двери – дверь оказалась запертой. Тогда один из членов группы, тот самый крепко сбитый темноволосый мужчина, который первым из пассажиров обратил внимание на неисправность вертолета, подошел к двери и, не прикладывая особых усилий, рывком дернул ее за ручку – дверь тут же с ворчливым треском открылась.

Внутри домика была кое-какая мебель: покрытый пылью круглый столик, пуф в прихожей и две совмещенные кровати в комнате. Спинки кроватей были отделаны шпоном, что в некоторых местах пузырился и отклеивался, – под шпоном просматривалась прессованная древесная стружка. Скрипучий дощатый пол был слишком пыльным; пустой карниз, висевший над одним из окон, упал: остальные же окна были так же голы и темны из-за закрытых наружных ставен. На одной из стен висели прибитые к ней полки, также пыльные и облупившиеся от сырости и смены температур.

– Подождем здесь, пока пилот свяжется с диспетчером, – сказала проводник, ставя фонарик на стол и направляя его свет к потолку. – На улице стоять холодно.

– Да и здесь не теплее, – отозвался кто-то из группы.

Обернувшись на полный скепсиса голос, Марфа встретилась глазами с недоверчиво-сомневающимся взглядом молодого человека, так же обладавшего крепким телосложением, как и первый, но с совершенно подавленным выражением на лице. Он посмотрел на Марфу так, будто он один оказался в ситуации абсолютно непредвиденной и нештатной. Марфу возмутила эта жалобность в его глазах, и она пренебрежительно отвернулась от молодого человека, подавив при этом глубокий вздох.

Эту нетерпимость по отношению к проявленной молодым человеком, мужчиной, слабости духа Марфа испытала не потому, что ей были свойственны высокомерие и надменность, не допускавшие обнаружения в другом, особенно в мужчине, безвольности и слабохарактерности, хотя самой Марфе были присущи именно эти качества, – она так категорично отвергла подобную обескураженность потому, что сама испытывала совершенно иные чувства: сквозь испуг, который зародился в ней так же, как и в других пассажирах, и трепет перед обликом покинутого места и ликом опасности, в ней пробивался колосок удовольствия. Она предвкушала что-то новое, неиспытанное доселе, а потому увлекательное и прелестное своей диковинностью и нестандартностью.

Из вертолета принесли еще два фонаря; на окнах открыли ставни, так что в комнате появилась относительная видимость. Кто-то нажал на выключатель у двери, надеясь включить верхний свет, но электричества не было. Кровати раздвинули, немного стряхнули с них пыль и расположились на жестких древесно-стружечных плитах.

В домике было холодно и сыро. У одной из стен была выложена каркасная печь, облицованная глазурованной плиткой, что местами была отколота. Но печь растапливать не стали: не было уверенности в том, что трубы не забиты и группа не отравится угарным газом. К тому же все были абсолютно уверены в том, что вот-вот придет пилот и объявит о скором прибытии спасательного вертолета.

Никто не спрашивал проводника о причине запустения туристической базы: что она собой представляла, кому принадлежала и что послужило основанием для того, чтобы сюда перестали приезжать люди, – мысли всех были заняты неожиданной аварией, размышлениями о предстоящей ночи и поиском объяснения невозможности выйти на связь с администратором «Яшмы» или диспетчером. Кто-то выносил предположение о грозовом фронте, кто-то говорил о недолжном обслуживании вертолета, а кто-то даже видел в случившемся чей-то расчет. Так прошло несколько часов ожидания, пока утомленные переживаниями, размышлениями и впечатлениями туристы не ощутили непреодолимую усталость.