Лиза Нго - Ржавая осока

– Са-а-аш! Са-а-аш! – раздирался Данька. – Ты уже пятнадцать минут там торчишь! Ты завтракать с нами будешь или нет?!

Я судорожно натянул на себя чистую футболку и побежал на кухню. Заметив маму, я почувствовал что-то неладное.

– Ты какая-то красивая сегодня, мам, что случилось? Куда собралась? – Да, я был жутко назойливым и любопытным, как и мой брат. Я обожал сплетни, хотя сам в этом никогда не признавался.

– Ой, спасибо, дорогой! Я иду пить кофе с Катей, а потом мы поедем в ресторан! – радостно произнесла мама, поправляя рукой свои воздушные волосы.

Я оторопел:

– С Екатериной Парк? Она же только после развода и… и там будет полно…

– Мужчин, зайчик. Я знаю. Не быть же мне всегда одной. Ты уже взрослый, Даня тоже скоро вырастет, что мне делать? – заглянув глубоко в мои карие глаза, сказала мама.

Ее взгляд пронзал до костей и трогал до глубины души. Ее голубые глаза, как у Даньки, были прозрачными, словно хрусталь, они были полными печали и слез. Отец умер через год после рождения Дани. Брат совсем его не помнит. Зато помню я: от него пахло сигаретами и дорогим парфюмом, он был живым и веселым, магнит для женщин, душа компании. Работал он в разных сферах, одной из сфер было такси. Погиб в аварии, вез пьяную молодежь. Ребята мешали ему вести машину, отец не справился с управлением и вписался в несущуюся ему навстречу фуру. Никто не выжил, было жуткое месиво, которое я отчетливо помню. Я помню, как мать кричала и бросалась к этой ужасной каше из железа, колес, стекла и соуса из человеческих тел.

С того момента мы стали жить очень плохо. Мать работала медсестрой, ее зарплаты не хватало. Хорошо, что у нас была бабушка по маминой линии, которая иногда подкидывала нам деньги «на гостинцы», и мамин брат, дядя Рома, который неплохо зарабатывал и никогда не оставлял нас в беде.

Моего отца звали Леша, Алексей Миронов. Звучало это прекрасно, не то что в сочетании с моим именем – Александр Миронов, мне казалось это слишком нагроможденным. Впрочем, в остальном я был копией своего отца: внешность, стиль, характер, раздолбайство и даже привычка пользоваться дорогим парфюмом – все от него.

Я безумно любил и уважал отца. Я гордился им, хоть он и не был каким-то великим и известным человеком. Я всегда хотел быть похожим на него и, конечно же, преуспел в этом, даже более чем. Он погиб, когда мне было семь, как Даньке сейчас. Это было большим ударом для моей детской психики.

Негативных воспоминаний и эмоций, связанных с отцом, у меня не было. Он оставил лишь светлую память и теплоту. Вспоминая его, я никогда не плакал. Я не плакал и на месте его гибели, просто стоял как вкопанный. Скорее всего, тот маленький мальчик просто не понимал, что происходит, он не знал, что его лучшего друга, тренера и наставника, опоры, его любимого папы больше нет.

Мама безумно любила моего отца, хоть и подозревала его в многочисленных изменах, ревновала к каждой юбке.

Не думаю, что он был честен с ней. Такие, как он, не влюбляются и не теряют голову как такие, как я. Или же нет? Встретив Еву, я уже ни в чем не могу быть уверен. Хотя нет. Я уверен в том, что отец не любил мою маму.

Она ему нравилась, но не была идеальна: широкие бедра, наличие лишнего веса, немного косметики, ибо без нее она казалась совершенно невзрачной, темно-русые волосы по плечи, которые она завивала лишь по особому случаю, сочетая все это с непонятными бесформенными платьями. Ее единственной изюминкой были бездонные голубые глаза, переливающиеся, будто хрусталь.

У нас с отцом однажды состоялся небольшой диалог, глупый и непонятный, как мне тогда казалось. Он сказал:

– Сашка, запомни, с такими женщинами, как твоя мама, хорошо жить и вести быт. Любить надо других.

– А каких таких – других? – спросил я, глядя на него большими удивленными глазами.

– Ты поймешь, – ответил папа и ласково погладил меня по голове.

После этого диалога я точно был уверен в том, что мой отец никогда не любил мою мать.

После встречи с Евой я понял, каких девушек надо любить.

Я прекрасно понимал, о чем она говорит.

– Ты права, – сухо произнес я, отведя взгляд.

– Вот и славно, – улыбнулась мама, смахнув маленькую слезинку.

Все это время Данька молча ковырялся в своей овсянке, ибо не любил слушать взрослые разговоры, они ему были попросту неинтересны.

На часах было 10:30 утра. Мои маневры с переодеваниями, баловство Дани и наши «игры в гляделки» с матерью заняли целых полтора часа.

Оно и к лучшему. Я себе места не находил.

Я помог убраться маме на кухне, позалипал немного в компьютер, на часах было уже 12:00. Я не мог ждать.

Даня уже убежал на прогулку со своими мелкими друзьями-идиотами. «Наверняка гуляет возле дома», – пронеслось у меня в голове.

– Саш! Посмотри, где там Данька, дальше игровой площадки без взрослых ему нельзя! – раздался голос матери.

Уже даже подумать нельзя об этом идиоте, – вечно вылезает.

Я подошел к окну и вздрогнул от жгучего коктейля из смешанных чувств: страха, волнения, радости и оцепенения.

Как вы уже, наверное, догадались, там была Ева. Она качалась на качелях и мило беседовала с Данькой, который, как обезьяна, повис на турнике.

Меня ударило в пот, на лице появилась глупая улыбка. Я выдохнул и, как ошпаренный, побежал на улицу.

Мама была чем-то занята на кухне и не заметила, как я пронесся к входной двери, сбив один из горшков с цветами.

Выскочив на улицу, я решил отдышаться за ближайшим деревом. «Почему я спокойно не вышел», – подумал я, но было уже поздно, я дышал, как туберкулезник, который находился при смерти.

Пару минут спустя я был как новенький и мог уже выйти из своей обители.

– Привет! – смело воскликнул я, стараясь не выдать дичайшее волнение в голосе.

– Сашка! – радостно воскликнула Ева, размашисто раскачиваясь на качелях.

Она вновь была прекрасна: длинные черные волосы, развевающиеся от взмахов качелей, ее звонкий смех, переливающаяся на солнце кожа.

– Эй! Ты чего залип? – прикрикнул на меня Данька.

– А… я… иду… Там просто пчела рядом с Евой, – выдумал я.

– Что?! Какая еще пчела! Убери ее, Саш! Убери! – закричала она, размахивая руками, продолжая качаться на качелях.

Я испугался за Еву, вдруг она упадет из-за моей глупости. Я подскочил к качелям и остановил их. Ева была в жутком испуге и продолжала махать руками. Я не знал, что она боится пчел.

Рефлекторно я приобнял ее со спины.

– Все хорошо, она уже улетела, – мягко произнес я.

Мое сердце билось в бешеном темпе, неужели это глупое вранье с моей стороны могло причинить ей вред. Я застыл, обнимая ее. От шока я не заметил, как Ева вцепилась в мою руку.

Минуту спустя я пришел в себя и осознал, что обнимаю ее, а ее рука мягко держит мое запястье. Тут я увидел, какие красивые у нее руки: длинные, тонкие пальцы, нежная кожа и длинные ногти с идеальным маникюром, похожие на когти хищника. Еще бы, она – хищник, а я – жертва.