Роман Булгар - Девчонки, погоны – 1. Парад

– Почему? – моргнули удивленно девичьи глаза.

– У Грача, Крис, есть своя жизнь. Не следует бесцеремонно вторгаться в нее. Себе ты только этим навредишь!

– Но я его люблю! – поджала Крис упрямо свои губки.

– Тем более…

Когда домашняя прислуга вышла из дома, Ивкин быстренько направился в маменькин кабинет. Нашел парень на мониторе компьютера нужную камеру, включил на запись, вперился взглядом в огромный монитор.

Беззаботная девица, вполголоса напевая, крутилась перед огромным зеркалом в ванной комнате.

– Да, знатные у Машки буфера! – заценил снова Георг.

Наивная девушка, не предполагавшая, что за нею кто-то может следить, бесстыдно разглядывала свое пышное тело. Она держала на весу созревшие грудки и откровенно любовалась ими. Наигравшись со своими дыньками, Машка повернулась к зеркалу спиной, она нагнулась до самого пола и посмотрела на свое перевернутое вверх ногами отражение. Похлопав от избытка чувств по полным ягодицам, девица развернулась, присела на корточки, долго разглядывала и все высматривала посреди пушистой опушки, темнеющей между широко разведенными ногами, свою розовую раковину.

– Умереть и не встать! – выдохнул восхищенный Георг, ибо такое кино ему очень понравилось. – Засунь себе палец! – выкрикнул он. – Поиграйся им! Сделай это!

Словно услышав его призыв, Машка дотронулась пальцем до жестких волосиков, потерла им маленькую пуговку. На лице у нее появилось не по-детски сладострастное выражение.

– Давай, давай! – подстегивал Ивкин.

Не в силах сдерживаться девица исторгла приглушенный стон. Второй рукой она достала до своей другой дырочки, поводила указательным пальчиком по темнеющей воронке.

– Да она же готовая шлюха! – потер Георг довольные ладошки. – Вот mama обрадуется! Нет, надо ее оставить у нас…

Как будто очнувшись от сладкого сна, Машка поднесла пальцы к носу, шумно втянула в себя воздух. На миг она даже представила себе, что это пальцы молодого человека, и тогда по всему ее телу пробежала волнительная судорога…

Любезно пропущенная вперед, Леся первой зашла в хорошо ей знакомую квартиру. Сердечко ее учащенно забилось.

– Да, давненько я тут не была… – вздохнула Штерн с глубоко затаенной грустью в голосе.

– Я тебя, Леся, звал, звонил тебе, ты не брала трубку… – пожал мужчина плечами. – Ты постоянно избегала меня, а я все никак не мог понять, что у нас с тобой на самом деле происходит…

Не отвечая ему, гостья уверенно прошла в гостиную, включила телевизор, прикрыла штору, повернулась к Шпаку:

– Давай, немного помолчим…

Заняв свое любимое местечко в глубоком кресле, Леся на миг зажмурила глаза, наслаждаясь и нежась в воспоминаниях, потом резко выпрямила голову и требовательно попросила:

– Покажи мне документы!

Удостоверившись, что майор не солгал, сказал ей чистую правду, Леся какое-то время собиралась с разбежавшимися в разные стороны мыслями. Подняв глаза, она покачала головой:

– Господи, как же нескладно у нас все с тобой вышло! Я же могла полюбить тебя, Грач! Неправда, я же тебя полюбила! Я влюбилась в тебя, как наивная девчонка! Я ног под собою не чуяла! Я летала, я парила! Я ждала каждой новой нашей встречи! Я жила от встречи до встречи! Я так, Грач, обрадовалась, когда узнала, что жду от тебя ребенка! Я так была счастлива! И тут ты сказал, что едешь в Ирак, и все…

– Ты же прекрасно знаешь, что я не мог отказаться… – был тих и тактичен мужской голос.

– Ты все мог! – встала женщина резко, как до предела сжатая пружина. – Ты поехал вместо другого человека!

Голос Макса почти не изменился, лишь чуточку усилился:

– У того человека было трое детей. У него болела жена…

– У всех кандидатов вдруг нашлись веские причины для отказа! – простонала Штерн, сжимая свои виски. – У тебя ни одной даже завалявшейся зацепки не нашлось! Ты и не попытался!

– Прости меня, Леся, прости! Я не знал, Леся, что ты ждешь нашего ребенка! Черт! Я же ничего не знал! – зазвенел отчаянием мужской голос.

– Ты должен был сам догадаться! – выкрикнула Штерн.

– Прости меня, Леся, прости! – стих голос Макса.

Гостья упала в кресло, закрыла лицо ладошками:

– Ты уехал. Вскоре вернулся Штерн. Он великодушно сделал вид, что это его ребенок. А потом…

Шпак все окончательно понял. Они стали жертвой обстоятельств. И теперь уже ничего не вернуть. Столько всего за прошедшее время случилось, что их в одночасье разладившиеся отношения уже никак и ничем не восстановить.

– Я виноват перед тобой! – опустился Макс перед ней на колени, взял ее ладошки в нежный и чуткий замок.

– Ладно, мы забудем все наши обиды. Перевернем страницу, – выдохнула Штерн грустно. – Надо нам жить дальше…

Соглашаясь с ее словами, майор кивнул головой.

– Ладно, Грач, вопрос к тебе не по существу нашего дела… – посмотрела гостья на него с загадочным прищуром в глазах.

– Спрашивай…

– Горячая вода в кране у тебя идет?

– Идет. А что? – моргнул майор озадаченно.

– У нас третий месяц нет горячей воды… – пояснила Леся. – С твоего разрешения я попользуюсь твоей ванной, раз уж я тут у тебя сижу. Совмещу приятное с полезным…

– Нет проблем! – улыбнулся Макс. – Ты же знаешь…

Прошло, наверное, томительных тридцать минут. Из ванной до него донесся призывно звонкий голосок:

– Грач, как насчет того, чтобы немного потереть спинку одной сильно несчастной и очень одинокой женщине?

– Нет проблем! – вскочил Макс с кресла.

Он этого напряженно ждал, и он этого дождался…

То и дело Ивкин порывался вскочить и побежать туда, где наивная простушка нежилась в огромной ванне. Но он хорошо понимал, что своим необдуманным порывом может все испортить. В его извращенную головку закралась крайне интересная мысль. Ему захотелось превратить ужасно наивную и простоватую девицу в свою послушную игрушку, всегда доступную и услужливо уступчивую.

– Живут же люди! – прикрыла Машка от удовольствия глаза, с головой нырнула под воду.

За всю ее короткую жизнь она еще ни разу не бывала в столь прекрасном доме. Да и что она, собственно, могла видеть, живя на небольшом хуторе, вдалеке от настоящей жизни.

Ветхая саманная хата с земляным полом вошла в ее жизнь с самого ее рождения. В жалкой лачужке маленькая девочка научилась ползать, затем встала она на ножки.

Единственная на несколько сел школа находилась от них в семи километрах, а потому учиться малышка пошла в восемь лет.

В третьем классе девочка сильно простудилась, когда она по пояс ухнула, провалилась в прикрытый снежным сугробом студеный ключ. Машенька долго болела, сильно отстала от своих сверстников, и ее оставили на второй год.

– На хуторе мы все мылись в ржавом корыте… – вспомнила о тогдашних удобствах жизни и вздрогнула девушка.