Наталья Сажина - КИФ-5 «Благотворительный». Том 4 (в двух частях) «Для мудрых», часть 2

– Ээй… – слышится хриплое.

– Эгей! – отвечаю и ускоряю ход.

Вот он, сидит в полосе прибоя и тяжело, надсадно дышит. Кудрявый, черноволосый, довольно накачанный.

– Друг, ты что? Тонул, что ли?

– Ага… – сипит он и начинает кашлять. – На спор… С пацанами поспорили… За горизонт заплыл и направление потерял. Потом лёг и ждал, куда течением вынесет.

– Ну и дурак! – говорю я резче, чем собирался.

– Сам знаю… Это вы фарой светили?

– Я… Откуда хоть?

Он называет посёлок – вообще хрен знает где, километрах в двадцати!

– Ни фига себе занесло! Как же ты назад?

– Отдохну и пешком…

– Вот что, – говорю решительно, – пошли-ка ко мне. Чаю попьёшь, ночь переспишь и пойдёшь обратно.

Чуть не вырывается – поплывёшь!

– Нет, нет, нет! – заводит он поспешно и даже испуганно. – Я лучше пойду!

И я почему-то чувствую – настаивать не нужно.

– Как знаешь…

– А что это у вас кот мокрый? – вдруг спрашивает парень. – Купался, что ли? И воды не боится?

Перевожу взгляд на Мурчика. Тот скачет – песок никак не хочет отлипать от мокрых лап и шерсти.

– Нет, отвечаю я, – не боится.

Вру. Мурчик очень боялся воды. Когда-то.

Домой приезжаю абсолютно разбитый и падаю с ног.

И что это такое мне снилось?

Лежу на диване в одежде; в солнечном пятне на коврике вылизывается мой кот. Под ним – песчаный барханчик. Утренний ветер хлопает входной дверью.

Я не разделся, не закрыл дверь, Мурчик-чистюля приволок на себе кучу мусора. Что происходит?

Выхожу во двор.

Велосипед, прислонённый к сараю, весело блестит.

Я днём ставил его в сарай. Точно помню. Рулём ещё зацепился.

Подхожу ближе.

Между спиц застрял пучок водорослей.

Осматриваю цепь. Нет, всё в порядке, ржавчины не видно.

Смазать надо на всякий случай…

Продавщица, стоя на крыльце магазинчика, смеётся.

– Доброе утро, Старый Алекс! А Мурчик не с вами?

– А откуда вы знаете, что он у меня есть?

– Так мы видели, как он к вам шёл! Важно так, лапа за лапу!

– И сам представился? Сказал, что Мурчиком звать?

Она продолжает смеяться.

– А как же!

Беру кофе, твёрдую копчёную колбасу и консервы. Кофе мне, по идее, нельзя. Но жить одному и ездить на велосипеде ведь тоже нельзя?

– А курицу у бабушки Ленуси купите – во-о-он она возле входа сидит!

– Бери, Алекс, бери, – бабуля споро суёт курицу в пакетик. – Старым не зову, я старше!

И подмигивает.

Так я и думал. Что буду питаться куриным супом и кофе с бутербродами. Лучшая еда! Картошки ещё потом добуду.

– За картошкой заходи, – строго смотрит бабушка Ленуся. – Мне сюда таскать тяжело, а тебе конь довезёт! Мои ворота отсюда третьи, зелёные.

– Зайду…

Через час Мурчик грызёт куриные лапки, жмурясь от наслаждения.

Ночью ЭТО меня не разбудило.

А потом была девочка. Лет восьми. Так далеко, как раньше, ехать не пришлось – столько она не проплыла. В этот раз Мурчик несётся галопом. И я всё же успеваю вовремя.

Мне приходится держаться у поверхности, высунувшись наполовину. Потому что на раме я удерживаю девочку. Она наглоталась воды, вряд ли понимает, что происходит, и я всё время боюсь, что свалится и утонет окончательно.

На берегу я пытаюсь сделать искусственное дыхание, но она начинает всхлипывать:

– Мама! Ой, мамочка!

Значит, сама отдышалась.

– Как тебя зовут? – спрашиваю.

– Снежана… Дедушка, а вы кто?

– Я – Старый Алекс, – напускаю на себя суровый вид – Тебе кто разрешил без мамы купаться?

Заплакала.

– Я к девочкам убежала… Они старше… И мы пошли к морю…

– Они тебя уговорили поплавать, а потом никто не помог. Так?

Плачет молча.

– Ты откуда?

– Я… недалеко живу… На Зелёной улице.

Да. Это соседняя улица.

– Давай садись на раму, довезу.

– Ой, не надо! – Снежана вскакивает. – Мама ругаться будет. А если я приду одна, она не заметит! Можно, я не буду ей рассказывать?

– Ну, хорошо, в виде исключения, – я грозно шевелю усами. – Только учти: если будешь убегать без спросу, ругаться буду я!

– Я больше не буду, дедушка! Не волнуйтесь, тут рядом! – она бросается бежать, но останавливается и машет рукой: – Спасибо! До свидания! Котик, до свидания!

Мурчик негодующе фыркает.

Девочка исчезает, я разворачиваюсь к дому и вдруг слышу:

– Здорово у Вас получается.

На камне сидит мальчик. Судя по виду, ему лет одиннадцать или двенадцать. Худой, бледный, лобастый, а огромные голубые глаза посверкивают в свете фары совсем как у Мурчика.

– Ты откуда такой взялся?

– Из больницы, – отвечает он спокойно. – Тут больница в городе, я там лежу.

– Тоже сбежал? Как эта Снежана?

– А я сам не знаю. Наверное, я лунатик. Ночью вроде нормально засыпаю, а потом – раз! – просыпаюсь, и уже здесь.

– Но ведь город далеко! Как же ты добираешься?

– Говорю же, не знаю, – он лукаво улыбается. – Я потом опять тут засыпаю, на камешке. Тепло… А утром – хоп! – и в больнице.

– «Раз, хоп»… – ворчу я. – Ты поосторожнее, а то и тебя из воды доставать придётся! А врачи знают о твоих прогулках?

– Я им не докладываю…

– Ишь, самостоятельный.

– А вдруг меня к кровати пристегнут, и я больше сюда попасть не смогу?

Я не знаю, что ответить. Выручает Мурчик. Он подходит к пацану и лижет его в нос. Как меня обычно.

– Какой у вас кот хороший! – мальчик гладит нового приятеля. – Добрый. А я вас видел позавчера. Вы парня из моря выманили.

Так и говорит: «Выманили».

– И сегодня тут ночевать будешь? А тебе можно на камне спать?

– Да можно, – отвечает он без улыбки. – Уже не повредит.

Мне делается жутковато, и о подробностях я не расспрашиваю.

Позже «выманиваются» ещё девочка (такая же непослушная, похоже, из старших подружек Снежаны) и два мальчика подряд, один совсем мелкий (утопал от мамы, заснувшей в гамаке), второй уже подросток (полез смотреть ласточкины гнёзда и сорвался, чудом не разбившись). И пьяный в дым мужик с дач, которого я еле выволакиваю из воды, потому что он отчаянно сопротивляется и матерится, называя меня Лёхой-гадом. Я тащу его, усадив на велосипед, и пару раз едва вместе с ним не падаю. Пацан, который всякий раз теперь мне встречается, хихикает вслед. Мурчик сзади возмущённо завывает.

«Да брось ты его, – чудится мне в этих руладах, – пускай сам шлёпает!»

Однако транспортирую паразита до дач (вдруг снова в воду полезет), стряхиваю с седла и от души придаю ускорение пинком под зад. Дальше он плетётся самостоятельно, хоть и качается.

А ещё через неделю приходит капитан.

Он стучит в дверь домика и отдаёт мне честь.

Натуральный капитан, в белоснежном кителе, при погонах и аксельбантах.

Он стар, морщинист и сед, но глаза его сияют.