Марина Стекольникова - Коммунальная на Социалистической

– Не больна-та у вас тута тихо, – проворчала Наталья, но зять пихнул её локтем в бок, и она замолкла.

– Да-да, – быстро проговорил Андрей, – мы сейчас же едем на вокзал. Спасибо за завтрак.

Они подхватились и исчезли из квартиры в пять минут.

* * *

Невыспавшаяся, выбитая из колеи последними событиями Елизавета Марковна всё же решила не изменять привычкам. Она тщательно оделась и с поднятой головой покинула своё обиталище. Из всех своих маршрутов для прогулок сегодня она выбрала наиболее извилистый. Ей хотелось не просто подышать воздухом, но и восстановить душевное равновесие. Она дошла до Боровой, свернула в сторону Разъезжей, прошла по улице Достоевского до Свечного переулка, оттуда к Большой Московской и дальше – к Владимирской площади. Там она немного постояла, любуясь на храм, и по Кузнечному переулку снова вышла к улице Достоевского. Дойдя до завода «Хронотрон», она почувствовала усталость и остановилась около фонарей-медведей, фланкирующих вход в заводскую проходную. Этих медведей она любила с детства. Почти каждый вечер перед сном няня выводила детей на небольшую прогулку, как она говорила «вечерний променад». В конце прогулки они обязательно подходили к двум медведям, чтобы пожелать им спокойной ночи. Тогда они казались маленькой Лизе огромными, но совсем не страшными. Она с удовольствием гладила их лапы, чтобы им снились хорошие сны. Это потом, став взрослой, она узнала, что создали их по модели скульптора Артемия Обера на знаменитом заводе чугунного литья Франца Сан-Галли, к которому имел какое-то, ей не известное, отношение один из её дедов. А тогда, в пяти-шестилетнем возрасте, Лиза верила, что мишки тоже спят и видят хорошие сны.

Решая продолжить ли прогулку до улицы Правды, а затем передохнуть на скамейке в саду около ТЮЗа, или сразу вернуться домой, она параллельно наблюдала за окружающими. Людей на улице было мало. Пробежала группка младшеклассников из соседней школы с брякающими в ранцах пеналами. Из заводских дверей вышел усатый дядька, закурил и направился в сторону Разъезжей. А вот – в булочную на углу с Социалистической вошла женщина её возраста с авоськой, в которой просматривались бутылка молока и пачка сливочного масла. Буквально через пару минут она вышла, неся в той же авоське буханку чёрного хлеба. И хотя Вольская давно оставила стихосложение, многолетняя привычка рифмовать вдруг снова напомнила о себе. В её голове сами собой зазвучали слова:

Куда-то, как прежде, спешат гимназисты,

Смолит папиросой усатый рабочий,

С буханкой в авоське и красной редиской

Из лавки выходит кухарка в платочке…

«Прошлое всегда со мной…», – удивилась сама себе поэтесса.

Мысленно посоветовавшись с медведями, она нашла компромиссный вариант: она навестит ещё одно милое её сердцу место – садик в проходном дворе дома номер пять по Социалистической. Там и посидит на воздухе почти напротив собственного дома. «Садовый образ» придал ей энергии.

Во дворовом садике была ещё одна знакомая Елизавете Марковне с юных лет скульптура – маленький фонтан в виде двух озорников, борющихся за пойманного гуся. Кажется, он тоже был отлит на заводе Сан-Галли. Фонтан много лет не работал и потихоньку врастал в землю, но от этого не становился хуже. Около фонтана и нашла место отдохновения Елизавета Марковна. Здесь к ней снова вернулось поэтическое настроение:

По стеклу дождинка скатилась.

Осень так одинока…

Почему?

«И придёт же в голову, – развеселилась Елизавета Марковна, словно помолодев лет на тридцать. – Никогда не увлекалась хокку. С чего бы вдруг осень? Впрочем, глупости всё! Пора домой». Она давно не записывала и даже не старалась запоминать посещавшие её время от времени рифмы. Вольская поднялась со скамейки и потихоньку пошла вон из сада, раздумывая о превратностях писательской судьбы. Неожиданно в её раздумья откуда-то сзади ворвался детский голосок:

– Это дъинная даёга? А какая каёткая? Хочу каёткую!

Ему ответил мужской голос:

– Видишь ли, Арсений, при выборе дороги мы, если только не торопимся на помощь кому-нибудь, руководствуемся иными критериями, нежели её длина.

Его поддержал женский голос:

– Мой дорогой, мы, конечно, могли бы пойти по короткой дороге…

– Но мне нузна каёткая даёга! – перебил малыш.

Вольскую очень заинтересовало, чем же закончится беседа. Она даже пошла помедленнее, чтобы не пропустить ни слова.

– Арсений, позволь мне продолжить, – ровным тоном произнесла мать настойчивого Арсения. – Итак, мы могли бы пойти по короткой дороге, но длинная дорога гораздо красивее…

– Не надо дйинную! Давайте каёткую! – воскликнул ребёнок.

– По короткой дороге, мы, конечно, быстрее попадём домой, – снова вступил отец, – но мы упустим возможность увидеть больше познавательных вещей…

И тут Арсений выдал такую «правду жизни», которая затмила все надуманные потуги взрослых быть «правильными» учителями и воспитателями:

– Эта даёга дйинная! А мне нузна КАЁТКАЯ!!! Я ПИСАТЬ И КАКАТЬ ХОЧУ!!!

«Ах, как мы, умные, рафинированные взрослые, бываем непоправимо самонадеянны и глупы… Вот уж точно: устами младенца…», – подумала Елизавета Марковна и в приподнятом настроении заспешила домой.

* * *

Пока Вольская меряла шагами улицы, оставшиеся в квартире занимались своими делами. Ростислав Петрович завершил одевание и при полном параде уехал покупать подарок маме ко дню рождения, на празднование которого они всей семьёй должны были прибыть сегодня вечером в ресторан «Метрополь». Детей в рестораны по вечерам не пускали, но мама Митина умела улаживать такие дела. Поэтому Нинель Виленовна, покончив со своими масками, принялась наглаживать праздничные наряды себе и детям. С родителями Ростислава у неё сложились прекрасные отношения, особенно после того, как молодая семья выехала из родительской трёхкомнатной квартиры на Гороховой в хоть и микроскопическую, но свою комнатку на Социалистической. Расстояние между ними было оптимальным, чтобы не мешать друг другу и в то же время не отдалиться насовсем. Мама Ростислава, Елена Альбертовна, заведовала отделом женского белья в Доме ленинградской торговли, благодаря чему имела обширные связи в «нужных кругах». Его отец, Пётр Павлович, трудился в одном из закрытых КБ, и чем он там занимался, члены семьи даже не догадывались. Среди его друзей ходила шутка, что он куёт ключи для райских врат. Людьми Митины были образованными, начитанными и не чуждыми мирских радостей. В своё время, прочно встав на путь финансового благополучия, они обзавелись дачей в Орехово и «Москвичом 412» для поездок на эту дачу. В результате каждое лето младшие Митины были вынуждены полтора-два месяца проводить «на природе», отягощённой «садово-огородными радостями».