Валерий Попов - Любовь эпохи ковида

Игорек разыгрался. Мы с ним ерзаем на маленьких стульчиках второго ряда, «егозим», как сказала бы бабушка, супруга генерала поглядывает на нас с интересом, генерал – с осуждением на супругу, потом – на нас. Игорек мгновенно делает суровое лицо, даже сводит брови: генералу должно быть стыдно за мысли о том, что он оказался в ложе с недостаточно серьезными ценителями оперы, пусть даже юными. Генерал отворачивается, что-то шепчет жене, и по ушам их видно, что они улыбаются, и я уже деловито запоминаю этот момент и то состояние, когда сил нам просто некуда было девать! И вот свет в зале плавно погас, а занавес озарился снизу, и дирижер во фраке, но без волос, раскланялся перед публикой. Сдержанные аплодисменты.

– Пока я от аплодисментов воздержусь, – непринужденно начинает Игорек разговор, рассчитанный, видимо, на всех. – На римских гастролях маэстро был, увы, не в лучшей в форме! – Игорек выдает скорбную гримасу.

«Что за меломаны такие, недоростки, молоко на губах не обсохло, а туда же!» – возможно, думает генерал. Но, поразмыслив, важно кивает.

Зазвучала музыка – сперва вкрадчиво, потом громче. Генерал вслушивался – но уже без прежнего доверия (Игорек посеял-таки смуту, как настоящий театрал). Ну что за Игорек… Испортил старику удовольствие – возможно, последнее в его жизни! Зачем? Но зато показал себя!

– Наш Марк! Первая скрипка! – вздыхает Игорек в момент скрипичного соло. – Сегодня играет как никогда!

Генеральша с уже не скрываемым интересом глядит на Игорька, да и генерал тоже. Но на жену – осуждающе: «Ты зачем сюда пришла? На Игорька любоваться? Ну – великолепен. Ну и что? А я тебе – кто? – читалось в его взгляде. – В театре надо на сцену смотреть!»

Да! Опасно «театральное море»! Но Игорек плавает в нем легко.

И тут грянула «Заздравная», напоминаю – Верди, тогда еще исполняемая по-русски, а не на родном языке композитора, и я, замерев, внимал гениальной музыке – и словам:

– Подни-имем, поднимем же чаши веселья…

Цитирую по памяти. Сейчас, возможно, текст изменен по программе 12+.

– …и жадно прильнем к ним устами!

Игорек мгновенно это изобразил, «закинув рюмочку». Генерал вдруг захохотал: ему понравилось. Мы, кажется, задружились, и слушали, чуть ли не раскачиваясь вместе в такт, взявшись за руки.

– …ловите сча-астья миг златой, его тяжка-а утра-ата. Промчится без возвра-ата он жизнью ма-аладой!

«Без разврата!» – шепнул мне Игорек, но, поймав строгий взгляд генерала, тут же сделал невинное лицо: я что – я ничего.

Мне показалось, под левым глазом у генерала мелькнула слеза (или это стекло пенсне «сбликовало»?).

«Ему-то ловить “миг златой” явно уже поздно», – с сочувствием подумал я. Теперь бы я так не подумал. «Спокойно!» – сказал бы я. Но тогда смысл спетого меня пронзил. Действительно: «Ловите счастья миг златой!.. Промчится!». Но где же его ловить? Я с волнением глянул на Игорька: он, кажется, тоже в упоении, и даже прикрыл глаза… или вздремнул чуток? Я толкнул его, и он, вздрогнув, сразу «честно» вытаращил глаза – мол, я не сплю! Потом он так делал не раз. «Да, прэлэстно, прэлэстно!» – забормотал он.

Запела Виолетта Валери (она же наша партнерша по настольному теннису Нелли Мешкова), и Игорек, конечно, откомментировал:

– Узнаешь? Наша партнерша по настольному теннису! Там она выглядела грациозней.

Генерал уже смотрел на нас с уважением. С соседями ему повезло! И даже поддержал диалог:

– Да уж, на чахоточную она не похожа!

Неожиданно расшутился! В этот раз на нас, включая и генерала, осуждающе поглядела его жена. Настоящая «театральная интрига». Возбуждает чувства. И завел это – Игорек. Театр в театре!

Даже интерес к происходящему на сцене как-то угас. Наша взяла! Страдания Альфреда и Виолетты были нам пока что не близки. Внимание мое привлекла только печальная ария отца Альфреда – кажется, Жермона, – умолявшего своего блудного сына, увлекшегося этой шлюхой Виолеттой, вернуться в родное лоно (логово?). Не знаю, как это лучше сказать. Тучный папа неплохо пел:

Но запомнил я эту трогательную арию только благодаря тому, что Игорек сопровождал ее уморительной пантомимой: молитвенно складывал пальцы, закатывал глаза – очевидно, проводя параллель между происходящим на сцене и его собственными непростыми отношениями со своим падре, или «предком» (как мы тогда говорили), Иваном Сергеевичем. Все уже поняли, что главный герой в этой постановке Большого театра СССР, конечно же, Игорек, и не сводили с него глаз. И даже из соседних лож.

И – апофеоз! Самое изысканное общество «приближенных» – у служебного выхода Большого театра. Заключительный акт, не предусмотренный (или-таки предусмотренный?) гением Верди и талантом автора либретто. Игорек оказался вдруг главным в той элегантной, раздушенной толпе, состоящей из людей самых близких и допущенных. С какой-то непостижимой ловкостью, никого, вроде, не задевая, но никого и не забывая, он струился в той толпе, целуя ручки, а кого-то даже целуя в щечку. Да-а! Юрок с его чанахами тут не канает! Волшебный летний вечер! Не был ли он самым лучшим в жизни? Моей. Или – Игорька. Возможно, он путал имена, а порой и должности присутствующих здесь, но на успех его это никак не влияло – если он приписывал кому-то чужие успехи, это все равно льстило. А он был щедр! Может быть, не все его знали, скорее – никто не знал, но все были приятно поражены появлением этого ангелоподобного юноши, раздающего комплименты, а некоторым – и замечания (пользуясь особо близкими отношениями). «Ай-ай-ай! – грозил Лубоцкому пальчиком. – В Японию, значит, не едете? Отпуск себе устроили? – Тут сверкнул отблеск угрозы. – К себе в Вишневку, в степной Крым? Понимаю. Не Ялта, но зато все наши, свои! Эх, и я бы… Но! Пардон! Законы большого света жестоки, – поясняет Марку, – вынужден вас покинуть! Эта невозможная Аглая Тихоновна появилась опять! Но вы ж понимаете!» – и он грациозно «оттанцовывает» чуть влево – и вот уже лобызает унизанные алмазами персты Аглаи Тихоновны, всемогущей, видать, старухи! Которая вряд ли, при всем при том, может посодействовать реальной жизни Игорька! Но тут он бескорыстен. И Аглая Тихоновна к нему благосклонна – хотя работает тут он уже «на грани провала». Чуть устал? «В Японию, значит, не едете?» Та в недоумении: видимо, и не собиралась. «Значит, в Вишневку. Угадал? – грозит ей пальчиком. – Не в Вишневку?» Я замер. Сейчас все рухнет! Нет. Блестящее фуэте! «Ах, в Плетневку! Ну это, разумеется, уровнем выше, мы с вами понимаем!.. Ах, ниже – просто сестра ваша там живет? Понимаю… – сочувственно кивает. – Бедная женщина! Ах, вдова замминистра? Ну ясно!» – с облегчением, а то распереживался уже. И – смелый ход: «А я должен вас поругать!»