Николай Бизин - Как вернувшийся Данте

Каким образом человек может «располагать» силой логосов (тогда как сама постановка вопроса о «силе логоса» – бред: логосы – предъявление целостности, целомудрия), неизвестно: скорей всего, (почти) никак.

Поэтому – мы не будем выбирать из себя: какая именно (и поимённо) душа – по душе (не менее одушевлённым) весам царства мёртвых; мы обратим внимание на лишь на тот факт: чтобы облегчить умершему странствие, боги создали в Дуате (Царстве Мертвых) ариты – места отдыха, остановки, где душа могла остановиться и передохнуть.

Однако – войти в ариту мог не каждый, а лишь знающий имена богов и определенные заклинания; отсюда – так не об этом ли вся предыдущая история: о именах имён – отсюда главный (на данную краткую вечность) вопрос бытия.

Более того – «не места ли для отдыха» есть всё так называемые мучительные воплощения Адама и Лилит?

Все эти псевдо-рождения и псевдо-смерти: чем ещё, кроме отдохновения (и вдохновения) от мучений недотворённости, прельстить всё испытавших (и многожды самих себя переживших) Перволюдей?

Прельстить – нечем; но – что отсюда следует, что отсюда выходит?

Только то, что все люди (так или иначе) всегда прельщаются какой-либо статикой (от-дыхом).

И не выйдет ли так, что кармическое (серийное) бытие серийного (кармического) душегуба Цыбина – всего лишь такое «место и время» для вне-временного отдохновения? Отсюда ещё – что и древнеегипетская чудесная возможность нано-обожиться вполне себе (временно) – современна.

Разумеется – выйдет; но (ещё и) – понимается: никуда ей (душе над душой) не деться; разве что: может стать более чем (или – менее чем) злободневна; но – так бы оно всё и произошло всё в одной из версификаций реальности.

Если бы не не одна важная особенность любых отдохновений.

Остановив мгновение (ибо – прекрасно) – «каждый» сам себя выводит (во-вне) из про-странствия своих версификаций (не переставая быть статичным, запертым – пригодным для переворота миров в архимедовой точке) – и вот здесь-то (этого самого) «каждого» и настигает суд «убитого» им Отца.

Ибо – лишь точка сиюминутности (подлежит) достижима суду (аки ноеву судну); но – не само к ней движение: отсюда наша жизнь – как бесконечное многоточие (много-очие – чтобы наблюдать и судить); отсюда – необходима и возможна точка, с помощью которой нано-боги тщатся перевернуть плоскость любого мировосприятия.

Именно нано-боги и помышляют возмоочь перевернуть плоскость любого мировосприятия. Причём – до такой ступени (степени презирающего нынешнее статус-кво прозрения), чтобы начать реальное (а не виртуальное) продвижение к финалу (ноте си ); по крайней мере, попробуют помышлять.

Итак (сейчас и всегда) – перед нами одна ли, другая ли версификация одной ли, другой ли овладевшей Лилит и её Адамом нестерпимой страсти: до -завершить Сотворение Мира! Поэтому – всё нам с вами ещё только (пусть и в древнем, давно канувшем Древнем Египте) предстоящее – ещё даже не произошло; но – оно уже неоднократно (готовое бесконечно красть сию истину – аки огонь у богов) было-было-было.

Но (всё равно) – сейчас тишина: мир ещё не решил, какая из версия совершенства ещё только потерпит (а так же – давным-давно уже потерпела) крушение своего совершенства.

Более того – оно (это произошедшее событие) собиралось стать (а ведь и событие может стать нано-богом) более осмысленным, что ли: для этого ему (со’-бытию’) понадобился сторонний наблюдатель – который (своими сторонним взглядами) придаст особенный объём нашему повседневному (весьма плоскому) бессмертию.

Нет в бытии случайного. Потому – всё и случается.

Так и вышло, что серийный душегуб – возмог: словно бы приравнял к себе «сына царя» – стал смотреть на несостоявшегося нано-бога (и мистического отцеубийцу); но (равно) – произошло и наоборот: нано-бог разглядел своего жалкого подражателя!

И не всё ли равно, что меж ними – пригоршня столетий? Нет в бытии случайного. Потому – всё и случается: если уж всё равно сейчас эти две (разновременные, зато – равновластные) ипостаси одного и того же принуждены наблюдать друг за другом.

Произошло (это) – неподалёку от площади Собора, во дворе одного из домов по улице Казанской. Там (если спуститься в полуподвал) – располагалась квартира одного петербургского то ли поэта, то ли художника, то ли ещё какого артиста; казалось бы, зачем Цыбину никчемушный представитель богемы?

А (затем) – чтобы убить его и (затем) посмотреть: изменится ли мир, если из него насильно изъять нечто (более чем) живое. А что т. н. «Цыбин» (его прежде звали иначе) – «бывший» умелый убийца на службе тогдашних криминальных структур; но – вдруг подвинулся умом (на почве разностороннего советского образования и прочей достоевщины); это – факт (но – не нано-суть).

Суть (в том) – что Цыбин был из «раньших» – каких теперь не делают) и совершенно стихийно лишился смысла бытия.

Как профессионал он был более чем удачлив (почти легенда); потому – завершить свою карьеру банальной гибелью от руки конкурентов либо правоохранителей у него не выходило (хотя – он настолько подвинулся размышлениями, что даже был не против); для того, чтобы просто уйти от дел и медленно умирать от старости, Цыбин был слишком экзистенциален.

Он умел (в наигранном экзиста’нсе) идти по «головам голосов» жизненной фуги – пребывая меж альфой и омегой; даже застряв там (и понимая это – до того был продвинут) – Цыбин не мог измениться, поэтому решил (путём вивисекции) изменить саму гамму старого (им проигранного) мира.

Кстати, это общая формула для любых убийств «по уму». Отсюда и родство древнего отцеубицы-египтянина с современным нам маньяком-параноиком Цыбиным: они сам-двое изымают из ткани мира живые нити логосов (дабы мир распался – потом уже надеясь его сложить по иному); итак, мы рассмотрели связь разночинного бунта против Отца и (внезапно) обнаружили нечто более серьёзное, нежели подростковые комплексы.

Теперь и мы посмотрим за ними: «Так души смотрят свысока на ими брошенное тело».

Итак, по земному летоисчислению – 2015 год. Земля, третья планета от преисподней звезды по имени солнце. Мужчину, который должен был на рассвете воскреснуть, разбудили в полночь.

И (самоопределяясь) – он обязательно вспомнил о женщине.