Анна Ефименко - 125 RUS

За два сиденья впереди от меня румяная старушка везет в корзине несколько веточек, усыпанных темно-лиловыми цветочками. На склонах растет это растение, и, я слышал, его часто встретишь на кладбищах (оттого ли, что кладбища тут тоже на склонах, да и все вообще расположено на склонах?). Пурпурная лента змеей извивается вниз по склону, вниз, туда, где темно, где вечер уже собрался наступать и где туман клубится своей бутафорской мистикой. Проехали указатель на Сад-Город – город садов багульника?

Прислоняясь виском к стеклу, кажется, будто чужие далекие воспоминания можно услышать через предметы: гул электрички, колонку с водой на Седанке (запомни: еще одно китайское название), ржавые лодки и слишком рано опавшие кленовые листья… Никогда их не видел, но вполне возможно, кто-то до меня прислонялся к этому автобусному окну недавно?

Воздух с каждой пройденной минутой становится свежее по-ночному, а с каждым проеханным километром – свежее по-морскому. Терпеть не могу сумерки, всегда ухудшается зрение, становится неудобно писать. Но каждому – свое. Пусть для меня вечернее солнце тяжелее свинца, а на нежные цветы багульника оно ложится золотой пыльцой, теплым «Спокойной ночи, я буду снова греть вас завтра». И они царственно засыпают, не смотря вниз, туда, где страшно и темно и где туман окутывает корни и подножья.

Хочется, как же отчаянно хочется написать что-то стоящее, а вместо этого я, закинув одну одеревеневшую ногу на другую, вертя пальцами ручку, сосредоточенно склонился над пустым своим многобуквием…

Деталь: чем ближе к Владивостоку, тем гористее ландшафт и ярче краски леса. На автобусных остановках стены украшены мозаиками с изображениями морской фауны: коньки, осьминоги. Две полосы дороги из Артема уже давно превратились в четыре, а затем, по мере приближения к большому городу, в шесть, разрослись широкой магистралью, запруженной белыми и серебристыми автомобилями.

Вот, кажется, я приехал в большой город. В середине проезжей части установлен помпезный герб, и нарисованный на нем тигр приветствует гостей. Конечно, не «приветствует», а рычит куда-то в сторону. Но гербовой царь тайги так царственно смотрит сверху вниз, что я представляю тигра одновременно радушным хозяином, встречающим недавно прибывших, и грозным защитником, обещающим хищную расправу над теми, кто едет во Владивосток с дурными намерениями…

Появляются две каменные стены прямо возле дороги высотой с дом, не меньше. Первая стена посвящена лесу, а точнее тайге. На ней вырезаны желуди, кишмиш, тигр (куда же без него) и женьшень. Следующая стена длиннее предыдущей, начинается и заканчивается она якорями, а в центре ее красуются медузы, морские звезды, русалка и Нептун (или Посейдон – для тех, кто, как и я, предпочитает Грецию).

Вторая речка – всего лишь очередной автовокзал, как мне любезно растолковывают. Чтобы добраться до центра, придется садиться теперь уже на городской автобус. Лучше бы заплатил больше артемовскому таксисту, тот довез бы меня, да еще бы и рассказал всякие разности. Но, как говорится, скупой платит дважды. И добирается от аэропорта до отеля трижды. В три этапа (надеюсь, что только в три!).

Вторая речка – знаковое место. Здесь в 1938 году умер от истощения Осип Мандельштам. Вот что я распечатал с сайта, посвященного Мандельштаму, еще дома: «В конце 1929 г. в Приморье организованы отделения Дальневосточного лагеря (Дальлага, позже – Владлага) и транзитный лагерь „Вторая Речка“ (Владивосток), откуда узники на пароходах доставлялись на Колыму в Северо-Восточный лагерь. Заключенные Дальлага и Владлага работали во Владивостоке на строительных и погрузочных работах, в Никольске-Уссурийском и Спасске-Дальнем, добывали золото на острове Аскольд, уголь в Сучане и Артеме, заготавливали лес в тайге и рыбу вдоль всего побережья Приморья. К 1937 г. численность заключенных здесь достигла 70 тыс. чел». 5 5 http://www.pseudology.org/Mandelshtam/Memuars/Monument.htm

Я также не поленюсь переписать еще более неприятный и таинственный отрывок: «В районе остановки Автовокзал (на Второй Речке) в 30-е годы располагался лагерь – пересыльный пункт для заключенных. А располагался этот лагерь практически на болоте. И до сих пор упорно ходят рассказы о том, что при строительстве здания Автовокзала постоянно натыкались на массовые захоронения трупов. Удивительно, но на этом ровном месте практически никто не строит жилых зданий! Но зато там сделали автостоянку, базар и построили универсам. А неподалеку – Дом Молодежи (который, говорят, не так давно горел)» 6 6 см. там же. . В здешнем лагере и погибал от голода великий поэт Серебряного века. Другой версией причины его смерти считается эпидемия тифа, бушевавшая в лагере.

Цветы багульника, как я слышал, часто оставляют на кладбищах вместе с гвоздиками. Никто не знает, где могила Мандельштама или других заключенных. Во множественном, в бесконечно множественном числе.

Что ж, буду дальше стараться попасть в центр Владивостока. Гулять где вздумается. Мы с Мариной много рассуждали о грандиозной пользе одиночества для человека творческого и тонко чувствующего. В конце концов, у меня с собой было много денег и самый важный набор необходимостей:

Владивосток (осн. 1860) – город и порт на Дальнем Востоке России, административный центр Приморского края, конечный пункт Транссибирской магистрали. Расположен на побережье Японского моря на полуострове Муравьева-Амурского.

…Соль на моих щеках, ветер в растрепанной черноте моих волос, ультрамариновая болезнь разъедает глаза до самого дна, до сердцевины глазного яблока, а я наслаждаюсь каждым вздохом, каждым медленным перемещением взгляда, каждым шагом наверх и вниз, по бесчисленным лестницам, подъемам и спускам этого города. Панорамный обзор бухты Золотой Рог со стороны сопки Орлиное Гнездо – никогда в жизни не доводилось видеть подобной красоты. С огромной высоты ты созерцаешь величественные мосты, море, окруженное городом, или же, наоборот, город, который окружает море.

Еще немного, и можно расправлять крылья (или жабры – от тропической влажности у них есть все шансы вычертиться на шее), отрываться от гористой, угловатой земли, от крутых асфальтовых виражей, извилистых улиц и лететь вперед, наверх, прочь, на все четыре, потому что только здесь во все направления простирается океан. Не теплая курортная бирюза, припорошенная белым песочком, а настоящий океан, дикий и необузданный, густой, йодистый и кальциевый, выплевывающий завитушки водорослей, которые прибрежный ветер собирает в клубки наподобие перекати-поля.