Александр Киселев - Оранжевый город. Рассказы

– Ты видел, слышал и осязал его поведение сегодня!

– Он напился!

– Что я, по твоему, не видела бухих людей? Напившийся человек говорит, что думает. Денис сказал достаточно.

– Зря ты так безжалостна. Он тебя любит.

– Всё, – Саша решительно тряхнула головой. – Я выкинула его из жизни! Его больше нет!

Зернов пожал плечами:

– Я не могу влезть в твою голову… Я не знаю, любишь ли ты.

– Я и так знаю, что нет! Больше нет.

– Ты сомневаешься, что по-настоящему любила раньше. А это рождает неоднозначность…

– Чего? – непонимающе уставилась на него Сашка, даже перестав плакать.

– Возможно, ты ошибалась раньше, считая, что любишь… А возможно и сейчас, считая иначе…

Она только отмахнулась: мир устроен крайне просто, когда тебе четырнадцать.

– Я раньше делала ужасную ошибку. Но в моём возрасте так положено.

– Ошибаются многие и в любом возрасте. Это свойственно всем.

– Спроси любого: в молодости ошибки неизбежны!

Петя хихикнул:

– Вот если мы сейчас решим решим пожениться – это будет эпичной ошибкой.

– А может быть ошибкой будет так не сделать? – Саша уловила смысл идеологии Зернова и успешно применила её здесь. – Кстати, могу ли я считать это официальным предложением?

Он поперхнулся смешком:

– А ты всерьёз рассматриваешь такую возможность?

– Почему бы и нет? – весело отмахнулась Саша.

– А ты этого хочешь?

– Понятия не имею. Недавно, как ты знаешь, я думала, что люблю Дениса…

– Или любила его на самом деле! Это доподлинно не известно.

И снова она отмахнулась от такого предположения.

– Я тебя предупредил! – заметил Петя. Он вовсе не хотел, но был вынужден чувствовать свою вину за произошедшее.

Замерзающий город величаво молчал, равнодушно взирая на них миллионами своих окон-глаз. Силуэт башни на углу Московского и Бассейной, подсвеченный всё тем же рыжеватым светом, мрачно громоздился на фоне тёмного неба. Проезжающих мимо машин стало меньше. Установившуюся мнимую тишину прорезало полифоническое «Либертанго» Пьяццолы. И Саша, и Петя одновременно потянулись к своим карманам.

– Это твой, – улыбнулась Саша, убедившись, что звонят не ей.

Петя поднял трубку. Звонок от мамы нельзя не принять даже в таком случае:

– Да?

– Привет. Ты домой вообще собираешься? Ты где вообще?

– Я? Эм… На углу Московского парка Победы.

– С кем?

– Один?

– По тону чувствую, что ответ неверный.

– Слушай, мам, забей! Я гарантированно вернусь домой сегодня. Устроит?

– Ладно, – у Марии Зерновой было благостное настроение, и она смирилась с наглостью сына. Петя улыбнулся спутнице, убирая телефон в карман, и заметил:

– Удивительно, что меня начали разыскивать первым, а не тебя…

– Они сегодня в театре, – с улыбкой сказала Саша. – До одиннадцати я – как ветер в поле!

– Вредно шляться по ночам, юная леди!

– А вдруг молодость мимо пройдёт?

– А разве лучше растратить её на, как бы это назвать… Прогулки по ночам?

– Если тебе противно гулять со мной, я вообще-то тебя не держу…

Зернов от души рассмеялся.

– Ты крайне обидчива, Александра, – шутливо сказал он. – Ты никому не сможешь стать опорой в жизни, если будешь дуться из-за каждой мелочи!

– Правда? – тихо спросила Саша, вмиг посерьёзнев. Она восприняла шутливое пророчество всерьёз и ощутимо погрустнела. Петя растерялся, не ожидая подобной реакции:

– Да я пошутить пытался!

– «Такие как я, становятся рок-звёздами, сумасшедшими художницами, психованными писательницами… Но никогда любимыми девушками…» 1 1 Найдено в блогах. Автор неизвестен.

– Тебе нисколько не помешает твоя энергия, на самом деле. А вот обидчивость может, если серьёзно.

– Хорошо тебе рассуждать! Твои теории строятся на выдумке?

– Зачастую. Но их большинство оправдывается на практике.

– Как же я устала от этой философской чепухи! – выдохнула Саша. Зернов с усмешкой пожал плечами:

– За полтора часа?.. Если серьёзно, то совсем без философии жизнь сведётся к поспать-пожрать-пос… Кое-чему ещё… А это крайне скучно, согласись, для деятельного мозга!

– Я и не спорю. Просто я устала от заумных разговоров.

– Пора спать? – вновь ввернул ехидное замечание Петя. – Ты же сама сегодня охарактеризовала меня, как замкнутого и настороженного?

– Старалась тебе соответствовать, – усмехнулась Саша. Она взглянула на часы и вздохнула: – Пора домой, пока они не вернулись…

– Ты тут рядом живёшь, вроде? Давай провожу.

Они медленно пошли по проспекту вдоль в парка в сторону Кузнецовской улицы.

– А тяжело быть одному? – вдруг спросила Саша.

– А кто здесь один? – переспросил Петя. – Я? – она не ответила. – Крайне удобно, если нет дурацкой потребности в толпе. Не зависишь от «общественного мнения», не нужно потакать их представлениям о том, что ты должен делать… – он покачал головой, прерывая свой монолог: – Это вряд ли твой путь!

– Почему бы и нет? Кто знает? – наступила короткая пауза. – Пришли.

Петя обвёл глазами окружение подъезда: безлюдная в ночное время улица, привычно рыжий фонарь над дверью, заваленные снегом машины, припаркованные рядом…

– Я запомню это место… – задумчиво сказал он.

– Только не становись моим поклонником! – улыбнулась Саша. – Я устала от них!

– О, ну моя стезя несколько иная!.. До встречи, Александра!

Зернов повернулся, чтобы уйти, потом развернулся обратно, взял её руку в свою и поднёс к губам. Потом с коротким шутовским поклоном отошёл, разворачиваясь на ходу.

– Пока! – со всевозможной теплотой в голосе крикнула Саша вслед.

– Пока, – отозвался Петя, подняв руку, но даже не обернувшись.

Она посмотрела ему вслед и покачала головой улыбнувшись. «Вот это самообладание! Вот это рисовка – и такая естественность!..»

Фонарь над подъездом моргнул и погас.

Опять молочная чернота неба и зловещая оранжевость фонарей. Опять неожиданные уголки города. Опять машины стоят в вечерних пробках, а редкие прохожие быстрым шагом спешат навстречу.

Денис бесцельно гулял по Петербургу, вдыхая не самый свежий аромат невских вод. В последнее время он стал часто совершать такие прогулки, причём неизменно выбирал для них вечернее, почти ночное, время. Он считал, что таким образом сможет бороться с властью над собой оранжевых фонарей, так ненавистных ему прежде.

Финляндский вокзал остался позади, за Литейным мостом набережная стала труднопроходимой… Денис не замечал всего этого. По Гренадерскому мосту он перешёл на Петроградскую сторону и пошёл дальше вдоль набережной.

С недавних пор он стал много задумываться о жизни, которая раньше казалась ему штукой удивительно простой. Как и примерно каждый второй юноша его лет, Денис прежде не ценил родственников и друзей; ибо ему и в голову не приходил вариант, при котором их почему-то вдруг рядом не станет. Не ценил он, на таком же подсознательном уровне, и Сашу Львову. И вот теперь её рядом с ним не было, и Денис начал задумываться о причинах происшедшего.